Пыльные перья

Саша улыбалась знакомой девушке за стойкой, и это было странно. Девушка не видела домовых. И тающий на глазах друг – сын Великого Змея – не говорил ей о пыльных перьях первого и последнего феникса. И чем она жила? О чем думала? Но у нее были замечательные русые волосы и тихая улыбка, полная значения. Значит, чем-то они живут?

Саша понятия не имела чем. Это не пустота. Нет, это не пустота. Это избыток содержания. Когда два мира бесцеремонно сталкиваются внутри, холодный и горячий потоки. А ты стоишь посередине, маленький и по-человечески хрупкий, и водяная масса вот-вот тебя раздавит. Саша не боялась потоков. Даже раздавленной быть не боялась. А вот остаться вечной бродягой, ни дома, ни покоя, – очень.

Где мне место?

Мальчик из чистого солнца говорил ей, что найдет ей место. И это сделка вслепую. «Я создам для тебя дом, я все решу». Но Саша по горькому опыту знала, что все это слова – слова-мед и слова-яд. В городе у моря сгорел дом, и в городе у моря осталась девочка. И ее бросали как мячик, будто тюлени толкали носами. Никто не решит твои проблемы. Никто не будет добрым спасителем. Только ты.

В Центре тепло и знакомо, но Центр не дом, Центр – это не то, чего для тебя хотели мамочка и папочка. В Центре живут злые монстры – жестокие тюлени. У них жесткие носы, а ты мячик, игрушка. Ты солдат. И я не хочу, не хочу, чтобы твари-бесы заползали в мое сердце и вили себе там гнездо. Что у людей в Центрах есть, кроме договора? Ничего. И ничего святого.

И что они тебе сделали, чтобы надежно хранить их тайны?

А разве ничего не сделали?

Саша потянулась к чайнику, и, когда горячая жидкость полилась в чашку, густо и терпко запахло черной смородиной, ей это нравилось. Каждое движение сопровождалось мягким звоном: звенели двадцать семь перышек. Девушка за стойкой негромко подпевала играющему из колонок джаз-бэнду, это была краденая минута покоя. Это место было Сашино до последнего кирпичика, а больше ничье.

И почему ей здесь было сейчас так странно, так пусто и так одиноко?

Кто бы подсказал, что делать. Я не знаю. Я ничего не знаю.

Мальчик из чистого золота, древнее этого мира, пообещал ей маленький уголок, но свой собственный – или не маленький, как она пожелает. И она понятия не имела, чего она сейчас желала.

Отстроит он дом у моря для нее? Распахнет двери навстречу легкому ветру?

И кто будет ее там ждать? Треснувшие от жара кости? Да вот только всех давно похоронили.

Саша так долго ждала выбора, крошечной лазейки, чтобы выскочить в нее, так яростно сопротивлялась всему в Центре. Жадная девочка, неблагодарная девочка, точно шипящая кошка – ну чего от нее ожидать, яблоко от яблони недалеко укатилось, отец у нее был такой же, гордый и непокорный, и все-то он делал по-своему. От осинки не родятся апельсинки. Саша так долго ждала лазейки, что, когда перед ней распахнули дверь, она беспокойным животным застыла у порога, переминалась с лапы на лапу и, кажется, забыла, куда так рвалась. А что там, за дверью? Что там для меня?

Пять лет назад Саша поняла одно: в мире, сказочном ли, реальном, никто не будет ждать ее в теплом доме с накрытым столом. И для нее будет только то, что она сама себе зубами выгрызет.

И куда мне грызть?

И мертвецы в ее снах, и колдуны на улицах, и бесконечная карусель зеркал в Центре и на балу. И два мира, тревожных, волнующихся. Что им до одной девочки?

Но если я скажу ему… Если я сейчас скажу ему. Все скажу. Потому что он ко мне был добр, потому что пообещал, что все закончится – какая же я собачонка, лишь бы найти хозяина.

Но если я скажу ему…

Что он будет с этим делать?

Она вернулась в Центр к вечеру, вымотанная и потерянная, сердце не на месте, сердце раздирают два мира – пять лет ты бежишь, только чтобы понять, что ты чужая в обоих. И нигде нет места, которое можно назвать своим. Нигде нет голоса, который сказал бы: «Моя, моя, моя», стремясь укрыть в руках.

Саша вошла бесшумно, как воришка. Но почему? Это место такое же мое. Я же имею право? Пока имею.

Из розовой гостиной доносились голоса, Валли она узнала без труда, напряженную и разгневанную, второй голос казался ей смутно знакомым. Но кто это?

– Это невозможно. Это просто абсурдно. Ты предлагаешь, основываясь на домыслах и одной монете, заявиться к Царю Ржавого царства и бросить ему эти обвинения в лицо? Вера, с такими настроениями мы даже не минуем границу.