— Можно, — кивнул Ладимир. — Только мне не под силу это. В Дом Предсказаний тебе надо — там чародеи куда сильнее нас с Вёльмой, они и помогут. Я лишь временную защиту тебе дать могу.
Осьмуша опустил глаза.
— Стало быть век мне таким ходить, пока странника не встречу. Румяна разве ж тебя послушает?
— А ты, значит, за сестрину юбку прятаться решил? — не выдержала я. — Сел на шею к ней, любезной, да и думаешь, все?
— Вёльма, — хотел было остановить меня Ладимир.
— Нет уж! — продолжила я. — Ночкой прошлой чуть не сгубил меня, а теперь мне же и смолчать? И что ж вы, мужики, такие до жалоб падкие? Коль хочешь судьбу свою изменить, так сидеть на месте не след. Бери в руки котомку и в Трайту шагай. До следующей луны как раз успеешь, а оберег ладимиров тебя защитит. А то сидит тут, ревет! Сестры боится! Да в твои годы уже своих детей заводят, а не скулят будто щенки новорожденные!
Сказала и гордо подбородок вскинула. А что ж? Век ему что ли утешения слушать? Пусть правду знает!
Осьмуша посмотрел на меня так, будто я его камнем, как вчера Стоян, огрела.
— Ты, братец, с Вёльмой не спорь, — усмехнулся Ладимир. — Лисицы они часто бешеные бывают, а наша-то и подавно.
Перевертыш громко сглотнул и на меня, грозную, опасливо взглянул.
— Что ж ты кричишь на меня? Сказала б лучше, что делать, — так жалобно да несчастно сказал, что я сама не засмеялась. Будто не он вчера волком становился, а я. Только что.
— Спрашиваешь! — хмыкнула в ответ. — Ясно же тебе колдун сказал, в Трайту идти. Темный дар ведь не простуда — сам не пройдет.
— Много ты понимаешь, — насупился Осьмуша. Вроде взрослый парень уже, а как дитя малое прямо.
— А вот и понимаю. Думаешь, сама зачем туда иду?
У перевертыша аж глаза на лоб полезли.
— Так ты тоже что ль…
— Не тоже, — оборвала я, садясь рядом с ним. — Не твоего ума дело. Только сидеть тебе у сестриной юбки незачем.
Осьмуша умоляюще посмотрел сначала на меня, потом на Ладимира.
— Так кто ж меня в Трайту-то проводит? Я ж и знать — не знаю, где она находится?
— А с нами пойдешь?
— Вёльма, — разочарованно протянул Ладимир. — Болтаешь что ни попадя! Ведуна и оборотня в одну упряжь решила взять.
— Потерпишь. Меня же как-то выносишь. Так что, Осьмуша, с нами идем?
Молодой перевертыш тоскливо посмотрел в сторону своей сестры.
— Подумаю.
— Ох и дурень же ты! — только и бросила я.
Скоро сказка сказывает, да не скоро дело делается…
Румяна вон столько всего сказать успела, уж как она нас только не ругала. В жизнь мне видать таких слов о себе не услышать. Болтала-болтала дурная баба и все мешала нам в путь собираться.
Наконец, когда Ладимир не выдержал и гаркнул на нее, пригрозив в гадюку превратить, она чуть примолкла. Ненадолго. Стоило нам только в путь двинуться, как у Румяны снова приступ гнева случился. Теперь уж она по Стояну проходилась — и как проходилась!
Ехали мы и вдруг видим — народ впереди столпился. Шумно весело там у них. Крики, гомон, песни, гусли да свирели поют.
— Ладимир, гляди-ка.
Колдун приложил ко лбу руку, чтоб от солнечных лучей глаза защитить, да разглядеть все получше.
— Ярмарка там, Вёльма.
— Какая ж ярмарка посредь дороги-то?
Скажет тоже! Вроде ведун грамотный, а такое городит!
Подъехали ближе и поняла я что сама дура темная. Отчего уж не знаю, а только развернулась на обочине самая настоящая ярмарочная площадь. И чего тут только нет! Купцы решились по пути заработать и стали свой товар прямо тут предлагать.
В толпе среди прочих я разглядела молодцов в красных одинаковых плащах. Княжеские стражники. Не раз я их видела. Знаю, что крупные купеческие обозы с ценными товарами охраняют.
— И чего ж это они тут стоят? Где же ночевать будут? Где товар спрячут? — совершенно не понимала я ушлых купцов.
— Туда глянь, — указал Ладимир в сторону, где на склоне холма ютилась деревенька. — Думаешь, кто бы поехал прочь с дороги, чтоб калач купить?
— Твоя правда.
Ладимир хотел миновать торговое место и двинуться дальше. Но не тут-то было! Стоян и Румяна накрепко решились заехать, товары посмотреть, а я даже слушать не хотела о том, чтоб свернуть. Разве ж можно такое интересное место пропускать? Это, может, Ладимиру все видевшему скучно, а мне-то в диковинку.
В общем, ринулась я в самую толпу торговцев, пестрых красок, аппетитных запахов выпечки, криков и песен.
— Таирские шелка!
— Горячий хлеб!
— Пенька!
— Мука ржаная!
— Мед! Лучший мед во всей Беларде!
Босоногая девица стояла рядом с гусляром, наигрывающем грустную мелодию, и печальным голосом пела слезливую песню.
Ох и люблю же я певцов слушать! Голоса у них такие, что всю душу выворачивают. А песни… Иные без слез слушать невозможно. Так бы кажется и подпевала им, да только боги голосом не наградили. Запела я как-то при гостях в горнице, так мать велела замолчать и прочь с глаз уйти.
Девица, погодка моя, пела так, будто слова из самого сердца лились. По щекам ее слеза тихой лодьей бежала, а в глазах столько печали было.