Пыльными дорогами. Путница (СИ)

Я взглянула на его чуб, торчащий из-под колпака, и едва сдержала усмешку:

— Что ж это, князь сам что ли не управится?

Шут гордо задрал голову:

— Без меня князю никуда!

От благоговения перед самим собой Тишка даже прикрыл глаза, а потом открыл один и зашипел на меня. Прям как змей настоящий!

— А ну иди отсюда, Вёлька-лисица! Ступай, хватит меня мучить!

Я поднялась и, упершись руками в стол, склонилась к Тишке:

— А вот не уйду никуда!

— Ииии? — подался назад шут.

— Не уйду, — повторила ему. — Пока слово свое не сдержишь.

— Какое такое слово?

Тишка с ногами влез в кресло и сел на спинку, чтобы быть еще дальше от меня.

— Не помню ничего.

— Как это «не помню»? А на что со мной спорил да руку мне жал? А?

— Не ведаю я, — строго отозвался шут. — Коль не хочешь уходить, так сам уйду.

Он соскочил с кресла и хотел было прошмыгнуть к двери да я ему путь преградила.

— Куда это ты, голубчик мой, собрался?

Тишка скорчил рожу и присел на согнутых коленях, закрывая голову руками.

— Спасите-помогите, люди добрые! Напасть великая пришла, погубить хочет! Лисицы бешеные проходу не дают! Чур меня, чур! Спасите-помогите! — заголосил шут.

— Тихо ты, — шикнула я, не на шутку пугаясь. — Чего орешь-то? Тишка!

Он отвел руки от лица:

— Скажи, чего хочешь, тогда перестану. Ой, люди добрые, люди честные…

Ах ты ж скоморох поганый, рожа твоя бесстыжая! Чуть что балаган устраивает! Да чтоб тебя коза рогатая забодала, окаянного!

— Спасите-помогите, — продолжал вопить Тишка.

— Замолчи ты! Про Скельдианию рассказать мне обещал!

— Спа-а… Когда обещал? — смешливые глаза шута вперились в меня.

— А как я читать за неделю научусь, так и обещал. Я читать научилась. А сколь прошло? Две недели прошло, Тишка! Две!

Для пущей убедительности я помахала у него перед носом ладонью с двумя оттопыренными пальцами.

— Так ты ж по складам только, — спохватился шут.

— А сам говорил — беглость потом приходит, — не растерялась я.

Тишка поднялся, понуро опустил голову, снял с головы колпак и побрел обратно к столу. Колокольчики грустно звенели.

— Эх, твоя взяла… — вздохнул он. — Только все враз не скажу.

— Так враз и не надобно. Кусками-то интересней.

Я уселась напротив него и положила голову на руки, ожидая рассказа. Тишка с минуту поерзал на стуле и негромко заговорил:

— Лежит Скельдиания на самом северном краю мира нашего. Часть ее на суше лежит, а часть по морю холодному раскидана. Живет там народ гордый. Ростом высоки, волосом светлы, а глаза их будто море иль небо. Воины из них славные выходят. Садятся на лодьи и драккары быстрые и мчатся по волнам темным. Да только живут они промыслом нечестным — земли чужие захватывают и дань с них большую берут. А после назад плывут с добычей богатой и кладут ее к ногам своего конунга.

— Кого? — переспросила я, приподнимая голову.

— Конунга, — повторил Тишка. — Так князя их зовут.

— А ты его видел?

— Конунга не видел, а вот посла его видел. Вёльма, не перебивай…Вот уж забыл, о чем и речь вел, — Тишка тряхнул вихрастой головой, после стукнул себя по лбу и продолжил: — Сидит конунг на высоком троне. Сказывали мудрецы, что костяной он. Меч у конунга — всем клинкам клинок. Серебром сверкает. Сказывали, всем, кто на трон сядет его дают. Один и тот же уж сколько веков.

Сказывал князь, море их льдом не покрывается. Будто воды какие теплые в глубинах текут. Оттого скельдиане круглый год на своих драккарах моря бороздят. Лодьи для них — первое дело. Ежели живут они долго на берегу, так тоска на них находит. Не живут северные воины мирно, как мы, беларды. Им бы все меч булатный, топор боевой да доспех попрочней. И море.

А как рассердится оно, как прогневается, так и потопить могучий драккар может. Тогда уж…

— А за что море гневается? — опять спросила я.

— То богов воля, — развел руками Тишка. — За них отвечать не смею, Вёльма. У северного народа боги другие, нам неведомые. Не знаю я, за что они наказать могут. Не ведаю.

Говорили на пиру воины, что застал их гнев богов в пути. Драккар устоял, не затонул. Только поломался сильно. Оттого посол и не в срок приехал. Едва до Стропья они доплыли. А после уж конными до Трайты ехали.

Я тут же вспомнила скельдиана, что Сольвейг меня назвал. Вспомнила глаза его, волос пепла серого да знаки чужеземные на одеже. Увижу ли снова? Узнаю ли что о крае его? Смогу ли спросить?

— А надолго ли к нам скельдиане, Тишка?

Шут в раздумье сморщил лоб:

— Теперь почитай до следующей осени. Конунг северный желает, чтоб его люди завсегда в Беларде были. Хочет знать, что творится. Да и сказывали, каган гарнарский нам угрожает. Конунгу ведь он тоже враг. Между ними лишь Беларда и стоит. Слышь, Вёльма, а чего это тебе так вступило про Скельдианию слушать?

Я тихонько улыбнулась.

— Снится она мне, Тишка. Часто снится.

Шут мигом переменился в лице и стал серьёзным.

— Прямо так и снится? Одним и тем же сном?

Я кивнула.

— И драккар могучий вижу, и воинов северных, и море темное. Знак еще чей-то. Да только вспомнить его не могу никак.

Шут почесал затылок.

— Не простой это сон, лисица. Ох, какой непростой.

— Что ж он значит-то?