Раб лампы

В случае с колдуном Кулебякиным надо было, чтобы на семьдесят лет самая большая страна на планете была превращена в гигантский оружейный завод, обнесённый непроницаемым для внешнего мира забором. Неотвратимое при этом отставание во всём должно было рано или поздно развалить это уродливое построение, что и произошло.

Тут как нельзя кстати и подвернулся лесной колдун из Кузьминок. Потому что никаким другим образом всеобщую разруху было не объяснить человеку, ещё год назад гордо носившему звание «советский человек». Семьдесят лет ему внушали, что под неусыпной заботой Ленинского Политбюбро он у Христа за пазухой, и на ж тебе…

Как пить дать, колдовство.

А как ещё объяснить повальную разруху, не ставя под сомнение собственные достоинства?

Телеведущему оставалось только уловить этот общественный запрос и кинуть в топку славы подвернувшуюся под руку фигурку колдуна из Кузьминок с носом картошкой.

Отсюда урок: те из вас, над кем властен демон славы, здорово облегчат задачу телеведущим и другим специалистам по раздаче славы, если будут постоянно расширять диапазон собственной пригождаемости.

То есть не чурайтесь кружков макраме и студий индийских танцев.

В жизни лишних навыков нет. Что-нибудь когда-нибудь где-нибудь да выстрелит.

На этом новеллу о механизме раздачи славы на телевидении можно бы и закончить. Если бы не один вопросец: так как же все-таки проникал в телефонный эфир колдун Кулебякин, разом отшвыривая миллионы абонентов изо всех уголков необъятной страны?

Все-таки мистика?

Действительно, без этой точки рассказ был бы неполон.

Вот как однажды раскрылся механизм кулебякинского колдовства.

С ростом популярности Четвёртого канала в «Останкино» потянулись коммерсанты. Рекламный рынок только формировался, они жаждали показать свои товары в неимоверно популярном тогда эфире программы «Воскресенье с Дибровым», но всякий раз получали отказ.

Мне казалось немыслимым говорить о сковородках, ко днищам которых не пригорают котлеты, в той самой студии, где ещё час назад пел Гребенщиков и случался сатсанг.

Так на санскрите называется общение с целью услышать истину, говорить о ней и усваивать её. Это всегда важно, но в переходные девяностые представлялось и вовсе бесценным.

Для меня же лично сатсанг — любая беседа, в которой хоть мельком упоминается священное имя Шамбалы.

— Или Шамбала, или котлеты, — считал я. — Вторым занимаются все, не трогайте хотя бы одного, кто занят первым.

— Ну хорошо, ассоциироваться с нашими прекрасными кастрюлями не хотите, — говорили торговцы. — А в игровой форме? Тогда и причастности не будет, и телевидению барыш?

Сработало.

У денег ведь удивительное свойство: они всегда кстати.

И по воскресеньям в перерывах между сатсангами мы стали устраивать викторины с призами. Для сочетания приятного с полезным редакторы готовили вопросы по тематике передач, вышедших в эфир за день, что должно было привлечь на канал ещё больше зрителей.

Призы были разными, от махровых носков до бытовой техники фирм с известными всему миру названиями.

И удивительное дело: ответы на вопросы с мужскими призами с трудом продирались сквозь скрежет и циклопический храп советской телефонии. Как только призом были кастрюли или стиралка с чайником, на вопросы отвечал бодрый женский голос будто из соседней комнаты. Более того, если первая попытка была ошибкой, голос отвечал снова и снова, распихивая миллионы конкурентов со всей страны.

На моей памяти так умел только один человек. Выходит, в Кузьминках не только колдун, но и кикимора?

Всё выяснилось случайно.

Мы пожаловались московскому телефонному начальству на низкое качество связи. Начальство предложило сходить вместе на АТС, обслуживающую останкинские телефонные номера, чтобы своими глазами увидеть проблему и подумать, что можно исправить.

Ясно, что диагностировать легче при полной симптоматике.

То есть нужно поприсутствовать на телефонной станции при максимальном наплыве звонков, дав собачке сполна проявить необузданный норов и склонность к залипанию.

И вот в урочный час я ставлю в эфир заранее сделанную запись, имитирующую прямой эфир, а сам переступаю порог АТС на Звёздном бульваре вместе с главным инженером Московской телефонной сети.

Мы поднимаемся на этаж, где стоит невообразимый стрёкот тысяч собачек в ровных шкафах с шаговыми искателями… и я сразу вижу свой.

Вокруг шагового искателя, обслуживающего мой прямоэфирный телефон, развернут мобильный офис.

На маленькой стремянке столик. На нём крохотный телевизор «Шилялис», принесенный из дома аккуратный чайничек с заваркой, книжка на случай, если эфир окажется скучным.

Над всем царит кипятильник знаменитой на весь мир немецкой марки. То есть устроились основательно.

— Это чтобы далеко не отходить, когда начнётся, — перехватив мой взгляд, пояснила дежурная по АТС. Её голос показался знакомым.

— Что начнётся?

— А потерпите секунду.

И действительно, стоило только мне на экране сказать:

— Звоните! — началось невообразимое.

Доселе лениво перескакивавшие по контактам своих шаговых искателей собачки забились в инфернальной свистопляске, на ходу расшвыривая снопы искр.