Раб Петров

Пётр Алексеевич вскинул глаза на Андрея – слава тебе, Господи, он не был в припадке и выглядел почти как обычно. Почти – потому, что щёки и губы его были землисто-серыми. Как только Андрей пригляделся, он понял, почему: у стены, где стоял сундук, толпились несколько человек – нет, не человек, а тех самых существ в уже знакомых Андрею красных кафтанах и меховых шапках. Стрельцы! Только вот, в отличие от давешних выходцев из реки, эти, напротив, показались ему до ужаса живыми и настоящими. И заточенные лезвия бердышей в их руках могли бы разить насмерть…

Меншиков просунул голову вслед за Андреем; царь же с неожиданным проворством вскочил и не позволил генерал-губернатору войти.

– Ты ступай пока, Александр, – пустым, бесцветным голосом произнёс он. – С Андреем наедине потолковать хочу.

Меншиков глянул на царского мастера – из круглых синих глаз сочились тревога и даже страх – Андрей в ответ кивнул успокоительно: «Ступай, мол, всё хорошо будет».

Дверь за Меншиковым закрылась. Стрельцы-призраки не двигались с места: всего их было двенадцать, они загораживали собою кого-то, сидящего на сундуке. Пётр Алексеевич застыл в напряжении, глядя на группу у стены – наверное, в обществе Андрея чувствовал себя увереннее.

Андрей коснулся потайного кармашка, призывая три изумруда быть готовыми: этих-то, небось, одной вспышкой с лица земли не сотрёшь! Погибшие стрельцы, точно ожидали именно этого мгновения, расступились и явили его взору женщину, что, оказывается, сидела на сундуке. Даже в такой, не слишком удобной позе она обладала истинно царской статью. Она была широка и дородна, с выпуклыми тёмными глазами и некрасивым, но весьма умным и властным лицом. С плеч женщины пышными складками ниспадала шитая золотом и жемчугом мантия. Казалось, не хватает только короны на горделиво поднятой голове да скипетра в руке.

Женщина смотрела холодно и неприветливо – не на Андрея, а на Петра Алексеевича – и молчала. Государь слегка пошевелился.

– Вот ты, Андрей, гадал, кто… – голос его дрогнул, но царь кашлянул и продолжал. – И вот тебе сестрица моя, Софья Алексеевна… Мы её уж сколько лет как похоронили, а она, видишь… Пошли слухи тогда, что бежала из Новодевичьего с двенадцатью стрельцами уцелевшими, а вместо неё похоронили инокиню безвестную… Я, дурак, не верил. Вот, оказывается, кто против меня ворожит! И ведь правда, почти уж добилась своего.

Андрей перевёл глаза с женщины на государя. Царевна Софья?! Ему мгновенно припомнилось всё, что рассказывал о ней Иван Ольшанский. Стрельцы верили в эту неизящную и несимпатичную на вид правительницу с надменной осанкой и ледяными глазами! Они сражались за неё, шли на пытки, на смерть! Была ли она в самом деле хороша, как самодержица? Софью считали непримиримым врагом Петра – сам же государь был уверен, что, останься единокровная сестра на свободе, приказала бы прикончить его сразу же, как подвернётся удобный случай! Но ведь государь-то к её смерти никак не причастен! А сейчас, когда он видит её прямо перед собой…

Изумруд на его пальце то вспыхивал, то гас, стремительно и отчаянно… Алые всполохи отражались на помертвевшем лице Петра Алексеевича.

– Так что же теперь, – продолжал государь, обращаясь к Софье, – нешто думаешь таким вот путём своего добиться? Теперь ты уже не в силе, хоть тысячами мертвецов себя окружи! – он задержал взгляд на стоявших неподвижно стрельцах, задохнулся было, замолчал, но справился с собой. – Так я тебе вот что скажу, сестрица: я тебя как тогда не боялся и не простил, так и теперь. Изволила вернуться – сама виновата. Я уж лучше грех на душу возьму… – дрожащей рукой он тянулся к шпаге, скрюченные пальцы уже готовы были сомкнуться на рукояти. – А новой смуты не допущу, не будешь ты больше народу голову морочить!

Андрей сделал шаг вперёд, намереваясь стать между Софьей и Петром Алексеевичем, но тот с неожиданной силой оттолкнул его.

– Я тебя, Андрей, не за тем позвал. Ты за этих вот отвечаешь, а с сестрицею дело разрешить – моя забота!

Царская шпага покинула, наконец, ножны, с трудом удерживаемая ослабевшей рукой; Софья не пошевелилась, усмехнулась, губы её презрительно дрогнули.

– Я убью тебя, – Пётр Алексеевич часто дышал сквозь стиснутые зубы.

Софья мягко соскользнула с сундука, так что государь отшатнулся и направил остриё шпаги ей в грудь.

– Всё равно не уйдёшь, проклятая!

Великий Боже, да неужели его рассудок помутился?! Андрей бросился было к государю, схватил его за руки… Но увидел на его лице отчаянную решимость и ужас одновременно – и только сейчас понял. Его величество был уверен, что разговаривает с живою царевной Софьей! Верно, проклятый колдун сумел как-то обставить её появление здесь!

– Отойди, Андрей! – воскликнул Пётр Алексеевич. – Не старайся, не остановишь!

– Государь, вы не можете убить её. Она уже мертва. Мертва. Как и эти стрельцы, – отчётливо проговорил Андрей.