Раб Петров

Третью ночь Андрюс проводил в придорожных харчевнях. Всякий раз на ночёвках было людно, но он почти ни с кем не разговаривал, за еду и ночлег платил хозяину вперёд, не торгуясь. Много разного люда стекалось к новому городу – кто по своей воле, кто по повинности – и никому не интересен был одинокий молчаливый путник.

В харчевне Андрюс по привычке уселся в самом тёмном углу, подальше от хозяйского прилавка. Быстро опорожнил миску горячих щей и, привалившись к стене, задремал под неумолчный говор прочих постояльцев. От тепла его разморило; когда рядом кто-то примостился на скамью, Андрюс лишь слегка отодвинулся, даже глаз открывать не стал.

– Ну вот, ещё денёк в пути – и мы в Питербурхе, – произнёс совсем близко спокойный, мягкий голос, до того знакомый, что Андрюс разом вынырнул из пучины сладкой дремоты.

Ему казалось, что этот голос он слышал давным-давно, однако не так он сильно и изменился за прошедшие годы. Разом вспотев от испуга, Андрюс украдкой надвинул шапку ниже на лоб и, решив сделать вид, что крепко спит, сполз всем телом на лавку.

Да полно, может, обознался?

В этот момент хозяин поставил на стол свечной огарок: слабый огонёк выхватил из темноты лица Андрюсовых соседей, что мирно беседовали друг с другом.

Матерь Божия! Всё-таки это был он, Степан Никитич Рагозин, собственной персоной! Рядом с ним Андрюс заметил ещё одного знакомого: молодого парня, одного из старших подмастерьев Степана Никитича.

По спине поползли мурашки; Андрюс едва удержался, чтобы не вскочить и не кинуться вон. «Тихо! – приказал он себе. – Рагозин и не подозревает, что человек, обокравший его, здесь, рядом! Ещё есть шанс спокойно уйти».

Андрюс старался глубоко и мерно дышать, чтобы казаться спящим; впрочем, Рагозин-старший не обращал на него никакого внимания. Они с товарищем ужинали, обсуждали предстоящие дела. Из разговора Андрюс понял, что мастерскую в Смоленске Рагозин выгодно продал, а теперь, взяв с собою лучшего подмастерья, направлялся в новый город Питербурх, работать на отделке жилища какого-то важного человека… При этом в беседе ни словом не упоминался сын мастера, Никита Рагозин, точно того и на свете не было.

Следовало теперь решить, что делать. И с чего это он уверился, что в Питербурхе никого знакомых не встретит? Вон, даже дойти туда пока не успел, а уже земляки появляются! Может, вскоре и Никита приедет туда, к отцу?

Андрюс в который раз проклял свою житейскую неопытность, что так мешала ему сейчас. Письмо деда он сжёг, но помнил его от первого до последнего слова. И то, что Рагозин-старший тоже имел на него, Андрюса, немалый зуб, было неоспоримо. Вероятно, Никитка попался-таки на горячем с продаваемыми тайком вещицами и с перепугу свалил всё на Андрюса, который именно тогда и исчез из Смоленска. Куда уж лучше! Права оказалась сестрица Ядвига.

Мало-помалу разговоры в харчевне стихали, вместо них раздавался храп. Андрюс терпеливо дожидался, пока и Рагозин со своим спутником уснут; но те всё не могли угомониться: делились мыслями о дороге, городе, который им вскоре предстояло увидеть. Затем Степан Никитич потребовал ещё по чарке, потом ещё…

Андрюс лежал, кутаясь в шерстяной плащ и уткнувшись носом в шапку. Он знал, что соседи по лавке его не замечают, и всё же, если он вскочит прямо сейчас, они наверняка обратят внимание.

Собеседник Рагозина вскоре захрапел, однако Степан Никитич на покой не собирался. Он велел хозяину принести очередную чарку и новую свечу, сам же с трудом поднялся и, пошатываясь, вывалился из харчевни. Андрюс надвинул шапку на глаза и скользнул за ним, зная, что человек, справляющий нужду, вряд ли станет пристально смотреть по сторонам и искать знакомые лица. Главное, уйти отсюда до свету.

В сенях он прислушался – было тихо – осторожно вышел на крыльцо и… Почти задел плечом Рагозина-старшего. Тот стоял, держась за шаткие перильца. Андрюс едва не вскрикнул от неожиданности, поспешно отступил, благодаря Бога, что ночь безлунная и что сам он хорошо видит в темноте.

– Эй, кого тут чёрт носит? – прохрипел Рагозин. – А ну, пшёл!.. Нечего прямо на крыльце мочиться…

Андрюс замер. Рагозин ещё постоял, затем протяжно вздохнул, промычал что-то невнятное. Андрюс некстати вспомнил, каким оживлённым, энергичным и обходительным был Степан Никитич в Смоленске. И уж точно раньше он так много не пил! Что же случилось? Никита рассказывал про молодую дворянку, невесту отца, что будто бы над ним небывалую власть забрала. Но за весь вечер о жене Рагозина не было сказано ни слова.

Степан Никитич оторвался от перил и, шаркая, побрёл назад, в темноту харчевни. Путь был свободен.

* * *

Андрюс всё-таки не решился двигаться дальше к Питербурху. Отвратительное чувство страха, опасение быть наказанным за то, чего не совершал, породило желание забиться куда-нибудь подальше, хотя бы до весны… Нет, в Питербурх ему пока нельзя.

Решение подсказали услышанные дорогой разговоры о крепости, будущей морской цитадели нового города. Крепость, где разместятся оружейные батареи, собирались строить на острове Котлине, что в Балтийском море.

* * *