«Работа мечты». За кулисами индустрии моды

Джулия: О, ты получила их, ты рада?

Мия: Нет, я их ненавижу, я даже плакала из‑за них.

Джулия: Плакала? Но почему?

Мия: Потому что я не могла себе их позволить, я плакала, потому что купила их, когда у меня нет денег, поэтому я их просто ненавижу.

Джулия: Разве ты не бесплатно получила их?

Мия: Нет, я получила скидку в 20 % и заплатила за них 420 евро вместо 500. Но я их ненавижу.

Вскоре после этого Мию пригласили на встречу с директором отдела моды высокотиражного женского журнала Glamour. По этому случаю она надела мокасины Miu Miu. Директор заметил их и сказал с видом знатока: «Увидев их на показе, я все думал, кто бы смог их носить». Так в асимметричной иерархической ситуации эти туфли подтвердили культурную компетентность Мии, свидетельством которой уже служила выполненная ею работа. Выбирать, что надеть, — вот в чем частично заключается стратегия Мии в построении карьеры. Модный капитал (Entwistle & Rocamora 2006) используется ею для демонстрации общей культуры и своеобразного эстетического вкуса, который оценят профессионалы в сфере моды. В рамках эстетической экономики предметы роскоши, такие как пара туфель, являются не просто обувью, они занимают центральное место, поскольку несут в себе особый смысл.

В рамках этой экономики подобные предметы представляют собой нечто большее, являются формой вознаграждения. Как утверждает Эшли Мирс, бонусы (Mears 2011a), неденежные компенсации, являются основополагающими в креативной экономике и имеют особую символическую функцию: они демонстрируют, что работники осознают свое место в системе и отдают себе отчет в том, сколько стоит их труд. Другими словами, бонусы материализуют социальные отношения и иерархию, потому что, когда работодатель платит «натурой», он таким образом утверждает свое символическое господство над работником, чье вознаграждение зависит прежде всего от везения, ведь ему «повезло здесь оказаться». Так крупные бренды класса люкс могут позволить себе платить моделям тюбиками губной помады, а дом моды — ваучером, который, хотя и стоит 5000 евро, не оплатит ни счета за телефон, ни аренду квартиры. Мир моды утверждает свою иерархию через вещи.

Таким образом, обувь Мии, одежда, которую она использует для фотосъемок, как и все предметы, создаваемые модой и для моды, меняют свой статус и ценность в зависимости от контекста и от того, в чьих руках они находятся в данный момент. В беспорядке Мииной квартиры они представляют собой не что иное, как горы тряпок, упакованных в белые пластиковые пакеты. Менее чем за сутки они могут попасть из красивых и модных районов Парижа, где расположены пресс-службы большинства брендов, на пол квартиры на окраине столицы, а на следующий день в них будут позировать модели, которым, вероятно, почти ничего не заплатят за эти съемки. Для создания мечты используются и вещи, и люди. Но предметы роскоши также изменяют символический статус людей. Ирис, давно работающая в секторе моды, говорит об этом, используя понятие преображения: «Ты как будто преображаешься изнутри: если у меня есть эта сумка, я чувствую себя так-то, я выгляжу так-то и веду себя так-то <…> люди смотрят на тебя и относятся к тебе по-другому».

Система моды, таким образом, создает механизмы, направленные на «придание исключительности» вещам[89] (как в случае с высокой модой и лейблами страны производства), и запускает процесс преображения людей, которых подчиняют себе вещи, в исключительных. Наделенные социальной и культурной ценностью вещи являются одновременно валютой для взаиморасчетов участников рынка, знаками отличия и идентификации и наконец, показателем стиля жизни на символическом и материальном уровнях.

Между роскошью и прекарностью

Взаимоотношения между предметами и их распространением определяют географию одновременного существования на разных уровнях, на стыке между роскошью и ее противоположностью. Но при взгляде со стороны эти же вещи выполняют и другую функцию, они заметают следы и перемещают работников моды туда, где их нет, или же туда, где они пребывают лишь временно, а именно — в мир мечты. Вещи являются средством доступа, пусть временного или же символического, к иной социальной географии. Вот что говорит об этом Филипп, бельгийский модельер и преподаватель, долго живший в Париже: