Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Сказать по правде, вряд ли их досада была обусловлена печалью о русской культуре. Скорее, представлением о неравномерности распределения прибыли. И тревогой по поводу возможных последствий. Кое-кто из них попробовал было восстановить финансовую справедливость, но, столкнувшись с угрозой физического насилия, оставил эти попытки навсегда. А другая часть была твердо уверена, что является звеном в абсолютно легальной с точки зрения подлинности картины коммерческой сделке. И, пребывая «в своем праве», требовала свою законную долю, недоумевая по поводу некоторых странностей каталожных описаний и атрибуций. Упоминать здесь что первых, что вторых означает тревожить и беспокоить честных людей. Отныне забудем об их существовании навсегда.

Таким образом, на мой взгляд, три человека-функции на территории России определили судьбу портрета. Искусствовед, художник-реставратор и дилер. Тесно связанные между собой прочными узами родства, соседства или давней дружбы. Гадательное уточнение персоналий и гендерных принадлежностей не входит в мои задачи.

В подобном случае легкомысленной аферы рассказанная мной история мало чего стоила бы с общечеловеческой точки зрения. Так, забавный заезженный сюжет про симпатичных проходимцев, взявших свой огромный куш, обведя вокруг пальца целую компанию заносчивых дипломированных кретинов и легковерных нуворишей. У нас в памяти участниками аналогичных махинаций числятся и Микеланджело, и Лука Джордано, и Сальвадор Дали, и множество иных крупных и даже великих художников. Всем надо жить, особенно в молодости. Всем потребны средства для этой скоротечной жизни. И подлинное творчество множеством невидимых нитей связано не с унылым старческим морализаторством и внешней цензурой, а с пылающим либидо, искрометной авантюрой, а то и с уголовным преступлением. В конце концов, таковым его считают только несколько педантов или эксцентриков вроде меня да унылое государство, которое к тому же ленится его расследовать, как полагается.

Следует всегда помнить пророческие слова Пикассо: «плохие художники копируют чужие работы, а хорошие их воруют». Для читателя, не обремененного знанием гигантского списка плутовских проделок с произведениями искусства, я напомню аналогию с историей кошки — «Королевской аналостанки» Сетона-Томпсона, построенной по схожему принципу. Углубляясь в эти дебри, мы опять упремся в принцип иконичности, проблему тождества и разницы между образом и первообразом, означающим и означаемым, копией и оригиналом, репликой и симулякром и окончательно утратим стержень рассказа и его детективную оболочку.

В конечном итоге для большинства граждан важен заученный рассказ экскурсовода о том, что перед ними абсолютный шедевр, и собственное чувство минутного касательства к общепризнанному воплощению гениальности, а не злорадное сознание угрюмого одиночки, что на музейной стене висит качественная подделка. Но на свою удачу, а скорее, беду жулики нашли слишком хорошую, просто замечательную картину. И выдали ее за работу слишком большого, попросту великого художника.

«Джентльмен в поисках десятки» Ильфа и Петрова нечаянно-негаданно и совершенно против своей воли обернулся «Человеком в поисках смысла» Виктора Франкла. Причем смысла, лишенного моральных ограничений и перспектив, растерянно играющего корнями и приставками.

Философского смысла — преступного умысла — Божьего промысла — творческого замысла, растянутого на десятилетия и включающего в свою разветвленную мелкоячеистую сеть множество ничего не подозревающих, но жаждущих славы и денег, а то и просто сопричастности к великому искусству людей.

Как знаменитые алмазы имеют свою таинственную судьбу, где не поймешь, чего же больше — пролитой за них крови, преходящего мишурного блеска сменявших друг друга владельцев или холодного неземного света самого драгоценного камня, так и картины вроде «Портрета Елизаветы Яковлевой», очевидно, скрывают в себе нечто такое, что недоступно равнодушному или корыстному взгляду.

В период проведения основных манипуляций с этим холстом — нанесения фальшивой подписи и охмурения доверчивых иностранцев — кто бы мог подумать, что ему предстоит такая удивительная жизнь. И кто бы мог представить, какие унижения и приключения он уже претерпел на момент его чудесного превращения в «Малевича».

Чуткий к магии и мистике любого уникального предмета, а в особенности таинственного изображения, притягивающего сердца и взгляды, человек, возможно, поостерегся бы играть с такого рода роковыми стихиями, чтобы не оказаться в числе их жертв. Ведь истории о портретах, рассказанные Оскаром Уайльдом и тем более Гоголем, отнюдь не случайны. Особенно, если вспомнить, что последняя происходит отчасти в том же районе, в Коломне, где жили и Джагупова с Яковлевой.

«Вам известна та часть города, которую называют Коломною. Тут все непохоже на другие части Петербурга; тут не столица и не провинция; кажется, слышишь, перейдя в коломенские улицы, как оставляют тебя всякие молодые желанья и порывы. Сюда не заходит будущее…»