Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

В этом контексте любопытно проследить жизнь этой странной женщины, отнюдь не с первого раза принятой в ЛОСХ и горько, до слез, переживавшей, что товарищи (Тырса, Лебедев и другие) находят ее не совсем созревшей до принятия в их творческий союз. Коллеги рекомендовали ей еще «подучиться», когда исследованный нами почти досконально портрет был уже написан. Даже в последних полубредовых письмах она сводит какие-то уже неведомые нам и, возможно, вымышленные счеты, упоминая Ведерникова, Мордвинову и Кондратьева. Понятно, что я только намечаю осторожными мазками предполагаемые или явные темы обиды, зависти, гнева, разочарования и возмездия. Писать о них подробнее означает вступать на поле рискованного вымысла и фантазии. Или руководствоваться общеизвестными аналогиями, оказываясь тем самым на зыбкой почве имитации и подделки.

Но все же, помимо нашей воли, кружево легкомысленного плутовского сюжета комедии положений, а затем сентиментальная история жизни несчастной, позабытой художницы и одной ее картины перерастает в романтическую повесть о непризнанном мастере. Пускай скромно, но она занимает свое место в ряду общеизвестных произведений о таинственных портретах, поглощающих реальные судьбы их авторов и моделей. Замещающих их подлинные изображения, становящихся двойниками авторов, определяющих их посмертную судьбу.

Ее письма родным и даже черновики анкеты для статьи в третьем томе биобиблиографического словаря полны сетований на то, что у нее нет мастерской, что она живет одна в коммунальной квартире, в которой комнату ее любимой Елизаветы Яковлевой занимает какой-то мрачный алкоголик Соколов. Постоянные визиты милиции чередуются с дикими соседскими попойками. Двери взламываются и не запираются, пропадают вещи и растет тотальное отчуждение от окружающего мира.

При этом список ее живописных работ представляет собой перечень весьма значительных по размерам картин. Как она размещалась с ними в комнате площадью двадцать семь квадратных метров? Как и для чего она их писала вплоть до самой смерти, не имея никаких надежд на продажи или выставки? И не чувствуя никакого интереса со стороны родного творческого союза?

Рассудок ее непосредственно перед уходом, следует отметить, оставлял желать лучшего, что даже выразилось в нескольких кратковременных недобровольных путешествиях на Пряжку (располагавшаяся неподалеку от дома Джагуповой Вторая городская психиатрическая больница). Мрачный сумасшедший дом постройки времен императора Николая Первого, дававший пристанище многим знаменитостям от Пилсудского до Бродского, от Гаршина до Хармса. Врачебная этика не позволяет разглашать даже древние диагнозы, поэтому я могу лишь в общих чертах описать симптоматику. В ее случае параноидные переживания были связаны сначала с инволюцией, а потом и с возрастными изменениями сосудов головного мозга.

В письмах, предшествовавших этим событиям, любопытно пророческое содержание аффективно окрашенного старческого бреда. Мы вообще часто недооцениваем бред, фиксируя внимание на его формальных характеристиках и феноменологии, но забываем о ноуменальной стороне этого явления, выступающего не столько как факультативный симптом заболевания, сколько как защитная реакция личности на болезнь, стресс или онтологическую катастрофу. Зачастую в бредовых переживаниях гораздо больше глубинного здравого смысла и экзистенциальной остроты, чем в окружающей нас повседневно так называемой разумной действительности.

Я эти дни решила привести свой стеллаж в порядок, чтобы сделать выставку. А это ей не очень нравится [некий бытовой или вымышленный персонаж, не имеющий никакого значения. Что-то вроде управдома или чиновницы ЛОСХа, а возможно, просто плод больного воображения или галлюцинаторной активности. — А. В.]. Во-первых, я нашла несколько работ попорченных, зачириканных или сделаны обводки. Я тогда не поняла. Она говорит, да не может быть, даже лучше. Культурный человек не понимает, что у художников есть авторское право, и каждый хулиган, или мальчишка не имеет права зайти в мою комнату и подбирать мои работы и делать хулиганские поправки… Сейчас достала «Невский проспект» [картина находится в Музее истории Санкт-Петербурга. — А. В.]. Они и здесь накуролесили.3

На эту историю можно смотреть с романтической колокольни, но всякий романтизм, хотя бы в силу заложенного в нем высокого пафоса, нуждается в периодическом понижении градуса. В противном случае он выглядит сугубо карикатурно и даже анекдотически. Ведь на Невском проспекте, 102, в магазине номер двадцать четыре действительно и началось это куролесенье, которому, надеюсь, суждено закончиться очень скоро. При этом следует помнить, что карнавальное «куролесить» имеет вполне сакральный прототип — молитвенное призывание «Кирие элейсон».