Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

По моим сведениям, качество и стоимость неформальных экспертных услуг определялись философской максимой свободного рынка — «любой каприз за ваши деньги» — и варьировались в зависимости от сложности задачи и скорости исполнения где-то в диапазоне между 500 и 1000 долларов.

Недатированная машинописная «экспертиза» портрета Елизаветы Яковлевой, подписанная доктором Еленой Баснер. С. 1–2

Разумеется, коллекционерам да и простым людям такого рода бумажки были совершенно не нужны, но их вовсю использовали мелкие дилеры, галеристы, а также всевозможные аферисты, продававшие картины доверчивым гражданам, благоговевшим при виде печати с литерами ГРМ и не особенно вникавшим в нюансы документооборота. До сих пор многие петербургские антикварные магазины пытаются пристроить художественный товар, удостоверенный такими музейными тройками.

Особая опасность и подлость этой плодотворной «культурной деятельности» заключалась в том, что, обладая подобной экспертизой, самый законченный жулик мог не бояться обвинения в умышленном обмане. У него на руках была «бумажка с печатью», оберегающая его лучше любой охранной грамоты.

На мой взгляд, эта активность содержала в себе все признаки мошенничества и злоупотребления служебным положением. В так называемых тройках неизменно указывалось проведение технологических исследований, однако официально картины на территорию музея не вносились и никаких действий с ними не производилось. Таким образом, владельцев работ или вводили в заблуждение, или в музей можно было внести и, соответственно, вынести из него все что душе угодно. Любопытно, что то ли в разговоре со мной, то ли на допросе в суде один из наиболее активных деятелей, работавших в этой сфере, сотрудник технологического отдела господин Сирро сказал, что он никого не обманывал и действительно использовал технологические методы — очки и увеличительное стекло. Возразить что-то на это невозможно. Принимай я рассказываемую историю близко к сердцу, то порекомендовал бы оппонировать таким, с позволения сказать, технологам с помощью сугубо физических методов. Например, в форме хорошей оплеухи или затрещины. Но поскольку я просто рассказываю небезынтересную и поучительную историю, то направляю читателя прямиком в Приложение 5, в котором можно увидеть образцы «троек» ГРМ.

В противоположность северной столице, московские специалисты, выдавая экспертизы на фальшивую живопись, никогда не пренебрегали требованиями, сформулированными еще в «Письмовнике» Курганова, и всякий раз четко указывали дату создания документа и имя заказчика.

Вернемся, однако, к самому документу. Прочитаем его спокойно и внимательно. Эмоции здесь совершенно неуместны и даже вредны.

Прежде всего, конечно, бросаются в глаза размеры самой работы. Андрей Наков в своем каталоге, остающемся до сих пор единственным общепризнанным и всеобъемлющим изданием такого рода о Малевиче, указывает размеры 82 × 64 см, оговаривая, что они могли незначительно измениться при натягивании на подрамник.

Измениться относительно чего? Где та отправная точка, от которой следует отсчитывать эти изменения? И на каком вообще основании он делает подобное смелое заключение? Как правило, специалисты, описывая картину, фиксируют ее актуальные размеры и прочие характерные признаки. Понимая при этом важнейшее идентифицирующее значение таких параметров произведения, как его высота и ширина. И не делая непонятно на чем основанных гипотетических предположений о возможных манипуляциях. Разве что исследователь сам был свидетелем и участником этих действий. Или держал в руках документ, где указаны другие размеры. Вряд ли доктор Наков собственноручно занимался перетяжкой полотна.

Напомню, что Шарлотта Дуглас в статье 1995 года, где впервые был опубликован исследуемый портрет, также указывает размеры в дюймах — 32,5 × 24,5, что почти совпадает с размерами Андрея Накова. У Баснер четко указаны параметры работы: 79,5 × 59 см. Вот от этих абсолютно точных цифр, очевидно, и отсчитывает изменения Андрей Наков. Другого объяснения этой разнице в размерах вроде бы нет. Французский исследователь вряд ли акцентировал бы внимание на такого рода изменениях, не имей он перед глазами некую атрибуционную бумагу с иными цифрами. Или не знай он абсолютно точно о производившихся с холстом манипуляциях.

Исходя из вышеописанных метаморфоз с размерами, я делаю предположительный вывод, что размеры доктора Баснер являются первичными данными о физических параметрах произведения.

Поразившись тому, что мне приходится изучать ученые мнения недавнего времени, применяя методы, которыми руководствуются какие-нибудь бледные филологи-классики или замшелые патрологи, вычисляя в палимпсестах святоотеческих писаний отсылки к уничтоженным еретическим манускриптам, я продолжил увлекательное чтение.