Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Чтобы разъяснить для себя это противоречие, я обратился с вопросами к Анатолию Яковлевичу Разумову, руководителю Центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке, ответственному составителю и редактору Книги памяти «Ленинградский мартиролог», члену Петербургской Комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий, члену Правозащитного совета Петербурга. Его ответ на мое письмо: «Рабочее предположение: готовили к эвакуации, но умерла» — полностью совпал с моими догадками.

Любопытно, что другое мое предположение о том, что домовые книги являлись основным источником информации для Книги памяти, оказалось ложным. Вот что написал Разумов:

Нет, основным источником домовые книги не являлись.

Плохо, что рабочие группы при районных администрациях не учитывали источники в своей рабочей картотеке при формировании справок для Книги памяти.

Так что теперь все заново каждый раз.

Справка основана либо на записи в ЗАГСе, либо по кладбищенскому учету.

Причем Пискаревское кладбище при многих справках фигурирует совершенно необоснованно.

Для моих целей, однако, представленной информации было вполне достаточно. Можно считать установленными приблизительную дату и место смерти Елизаветы Яковлевны Яковлевой.

Вот все сведения о портрете Яковлевой, полученные мной тогда в отдельном документе, счастливо сохранившемся в моем почтовом ящике:

К. Малевич.

Портрет Е. Я. Яковлевой. Ок. 1932 (1934?).

Холст, масло. 82×64 см

На обороте: буквы К и М, разделенные супрематическим знаком черного квадрата на белом фоне

Литература:

Andrei Nakov. Kazimir Malevicz. Catalogue raisonne. Paris: Adam Biro, 2002. N PS-253. P. 403 (ил.).

Ch. Douglas. Suprematist Embroided Ornament. The Art Journal.

Spring, 1995. Fig. 9. P. 45 (ил.).

Сертификаты:

А. Наков, Париж

Е. Баснер (Русский музей, СПб.)

Техническая экспертиза:

Х. Егерс, Германия

Провенанс:

семья Е. Я. Яковлевой

Биографическая справка

Яковлева, Евгения [так в документе! — А. В.] Яковлевна

Р. в 1897 г. в Армавире.

Умерла в 1938 г. в Ленинграде (репрессирована).

Училась в школе рисования ОПХ в 1920 г. у Билибина и Химона.

В 1930 г. работала с Малевичем.

Участница выставок в 1932 г. в Ленинграде.

Среди работ — серии пейзажей Баку, Крыма, Ленинграда.

Работала в области текстиля.

Придирчивый читатель может сравнить эти данные с приведенной выше фотографией страниц из словаря «Художники народов СССР» со статьей о Марии Джагуповой, чтобы увидеть несомненное и неслучайное совпадение биографических сведений.

Также в качестве «экспертизы», очевидно призванной сопровождать коммерческую сделку, было приложено машинописное «мнение» старшего научного сотрудника ГРМ, видного специалиста и знатока творчества Малевича Елены Вениаминовны Баснер. В этой недатированной (что вообще свойственно для данного исследователя, почти никогда не указывающего числа, месяца и года на составленных ей документах) бумаге при внимательном изучении бросались в глаза некоторые приметные обстоятельства. Я попробую разобрать их последовательно, шаг за шагом, рассматривая все варианты появления разночтений и недоумений.

Недоверчивого современника, справедливо не допускающего даже гипотетической возможности подписания важнейшего экспертного заключения, напрямую завязанного на заоблачные финансовые перспективы и вероятные музейные экспозиции, интеллигентным и образованным человеком без указания даты составления и адресата, я направляю прямиком в Приложение 4 в конце этой книги. Там он найдет несколько примеров аналогичных бумаг.

Следует заметить, что подобным странным недугом страдает не только доктор Елена Баснер. Крупнейшая институция национального искусства — Государственный Русский музей — вплоть до последнего времени, помимо официальных мнений о подлинности произведений, переданных гражданами для проведения экспертизы, выпускала в свет без всякого надлежащего оформления и за наличный расчет так называемые «тройки». Это были имитации официальных экспертиз, подписанные тремя сотрудниками музея. Никаких дат на эти филькины грамоты также не ставили, зато заверяли их печатью отдела кадров и подписью некой госпожи Биндюковой (слава богу, не Бандюковой), бывшей старшим инженером этого самого отдела. Можно извинить некоторую артистическую безалаберность людям, связанным со свободным искусством, но я теряюсь в догадках, чем объясняется такая вольность поведения опытной кадровички да и сотрудников ГРМ, по рукам и ногам повязанных служебными инструкциями.

Впрочем, начальник отдела кадров ГРМ товарищ Морозов, заверяя эти бумажки в отсутствие Биндюковой, все же датировал приложение своей круглой печати.