Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Но я был еще жив, и у меня не было выбора. С мнимо разумного советско-российского ума я сошел еще до момента рождения. А никакой подходящей альтернативы за шестьдесят лет жизни подобрать мне так и не удалось. Я был именно на чувственном уровне очень зависим от ситуации. Мне хотелось найти рациональное объяснение, ткнуть пальцем в виновных и доказать почти недоказуемое. Ведь я своими глазами видел оборот, где не было никаких черных квадратов, но была масса таинственных надписей. И я слышал фамилию Джагуповой применительно к этой работе, когда большинства современных «мировых экспертов» не было и в помине. Я имею в виду профессиональную плоскость их активности на художественном рынке, разумеется. Конечно, можно объяснить такого рода феномены аффективно обусловленным сужением сознания с повышенной концентрацией внимания на зонах непосредственного интереса и почти полным игнорированием всего прочего, не укладывающегося в гипотезу. По такой классической схеме возникает большинство ошибок, как в научных исследованиях, так и в детективных сюжетах. Но это уже вопрос оценки и уровней понимания. Никто не волен командовать мной в этих тонких вопросах. Разве что мягко указать на явные несоразмерности и натяжки.

В общем, доктора Милко ден Леева мне, что называется, сам бог послал. И я уселся читать все, что пишут про него в интернете. Больше всего комплиментов ему раздал журнал для толстосумов Forbes. Он косвенным образом объяснил и его внезапное появление в доме Шарлотты Дуглас в 2008 году. Как раз в тот момент мои американские друзья рассматривали возможность приобретения картины, а журнальная статья о Милко ден Лееве, правда вышедшая несколько позднее, называлась так: «This man could save you millions — Or help discover them»[81].

Такого рода рекомендации были вполне в духе моих заокеанских друзей, буквально помешанных на поисках всемирных шедевров. Сейчас я не стал бы столь доверчиво относиться к подобным рекламным протуберанцам, но в тот момент статус голландского специалиста и его высочайшая квалификация меня обнадежили. Поговорить с Милко ден Леевым было просто необходимо. Как скрупулезный голландский реставратор и «conservateur» (русский язык лексически выходит победнее и под словом «консерватор» понимает нечто другое, чего, впрочем, в России и не существует вовсе), он должен был, без сомнения, фиксировать каждый шаг своей работы. А значит, именно у него — незаинтересованного, в сущности, человека и безусловного профессионала — можно было рассчитывать получить фотографию оборотной стороны или, на крайний случай, просто описание существующих на ней многочисленных знаков и надписей. И подробный независимый комментарий относительно качества живописи, свойств использованных материалов — красок и холста. Кроме того, наивно-утопическое представление о «протестантской этике» создавало отчетливые предпосылки честного и открытого разговора о картине.

В России распространенной нормой и практикой является отсутствие не только снимков различных этапов реставрационного процесса, но и самого фотографирования произведения при поступлении его в музей. Так, в истории с поддельным Григорьевым я столкнулся с фактом, что официально музейную вещь не фотографировали даже при ее оформлении в качестве экспоната ГРМ. В дальнейшем специалист, приводивший ее в порядок и представлявший свою работу на аттестационную комиссию, также якобы пренебрег услугами штатного фотографа. Каким образом авторитетная комиссия, присудившая реставратору некоторую высокую категорию, оценивала его работу и сравнивала состояние «до» и «после» вмешательств в авторскую живопись, остается для меня загадкой. И это при том, что для каких-то частных целей картину фотографировали без всякого надлежащего оформления другие сотрудники музея.

Голландский реставратор живописи Милко ден Леев. На заднем плане портрет Яковлевой

Была надежда, что в Нидерландах нет такого дефицита морали, совести и фотопленки, люди умеют пользоваться камерой и «Портрет Елизаветы Яковлевой» имеет при себе полное реставрационное досье, с которым можно будет свободно ознакомиться и, если потребуется, сделать копии всех документов. В крайнем случае я рассчитывал на взаимовыгодный бартер. Я ведь тоже мог многое рассказать об этой работе, сознавая, однако, что особой радости мой рассказ не принесет ни владельцу картины, ни искусствоведам, писавшим о ней хвалебные отзывы и атрибутировавшим ее как несомненное произведение Казимира Малевича. Оставалось только взять телефонную трубку, набрать номер и позвонить.