Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Сами по себе, без романа Брэдли, «комментарии» не представляют собою никакого единства. Рукопись Пирсона (пусть даже основанная на ошибочных принципах) служит в «Черном принце» центростремительным началом, цементирующим художественное целое. Противоречивым и взаимоисключающим послесловиям такая консолидирующая функция явно не под силу.

Динамизм, «инициативность» рукописи Пирсона коренятся в глубокой рефлективности ее автора. Ведь если им была предвидена и создана сцена суда, то и сама ситуация выбора (виновность – невиновность Брэдли), доминирующая в послесловиях, появляется в книге Пирсона не случайно. Послесловие занимают предусмотрительно подготовленное (хотя и деструктивное) место в становящемся целом, их авторы одновременно дискредитируют, комментируют и… оправдывают художественную правомочность записок Пирсона, ибо ничего более приемлемого, правдивого взамен не предлагают и предложить не могут.

Искусство Брэдли Пирсона поистине «указывает за пределы самого себя»: «Сознавая свои недостатки, оно предполагает отдушины, “ниши” для посторонних взглядов на события (оставаясь, тем не менее, единственной основой для осуществления полноценной художественной целостности). Даже после физической смерти Пирсона («избранной» им, как мы помним, вполне самостоятельно) его художественные принципы продолжают работать. В полном соответствии с ними его рукопись дополняется послесловиями «оживших» героев. Именно это итоговое противоречивое единство «бесконечно думающей о самой себе рукописи» и комментариев экс-персонажей, деформирующих ее «кристаллический» монолит, как раз и служит основой для становления художественного целого «Черного принца».

Своеобразный контрапункт взаимоисключающих послесловий позволяет говорить о весьма своеобразном построении образов персонажей в «Черном принце». Каждый из них состоит как бы из двух неравнозначных «половинок»: с одной стороны, это действующие лица произведения Пирсона, данные в искаженной (но центростремительной) «кристаллической» перспективе; с другой стороны – это внероманные, «живые люди», данные в не менее искаженной (и децентрализующей) перспективе автономного самоопределения. В целостном организме романа Айрис Мердок указанные две неадекватные проекции образов персонажей, будучи «наложенными» друг на друга, порождают продуктивное сочетание сверхорганизованной «кристалличности» и аморфного «журнализма». Два минуса дают в результате ощутимый плюс, присутствие строго концептуального завершающего взгляда Брэдли-автора предохраняет художественное целое от превращения в мозаику обособленных и несовместимых мнений участников событий. Вместе с тем наличие неподчиненных жесткой любовно-творческой схеме внеположных послесловий позволяет в более полной перспективе увидеть Брэдли-персонажа.

Взгляды Пирсона на природу словесного искусства очевидно ошибочны теоретически, но они тем не менее существуют жизненно, отражают неотъемлемые (пусть и порочные, с точки зрения автора) особенности творческой личности. Опредметить, перечеркнуть «кристаллическую» концепцию Брэдли было бы насилием над реальностью, означало бы лишь замену одной искажающей факты «кристалличности» другой – авторской. Моральная терпимость не означает отрицания существования лжи, зла, но предполагает, наоборот, предоставление лжи возможности исчерпать себя изнутри, естественно-свободным путем прийти к самоотрицанию. Только таким образом, по Мердок, существует добро.

«Роман, – по словам Мердок-теоретика, – должен быть домом, приспособленным для жизни в нем свободных персонажей». Предельной реализацией этих взглядов является «приспособление» романа для жизни наиболее непокорных, наиболее резко заблуждающихся персонажей.

Брэдли Пирсон именно из их числа, он не поддается прямолинейному, плоскостному изображению, пытается выстроить собственную, альтернативную авторской картину окружающей жизни. Преодоление автором «кристалличности» становится возможным лишь посредством уступок «кристаллическим» склонностям персонажа. Творческое бесплодие, непременно, по Мердок, сопутствующее «кристалличности», внутри «Черного принца» локализовано в рамках процесса создания вставного романа Брэдли. Именно это уберегает от чрезмерной эгоистической концептуальности весь роман в целом.

Так на практике осуществляется то «переадресование» от автора персонажу художественно-теоретических проблем, о котором мы говорили в начале нашего анализа.