Согласно Е. Краснощековой, тот же сверхзамысел легко обнаружить и в знаменитой книге путевых очерков: «Во “Фрегате “Паллада” полномочно правит излюбленная гончаровская мысль – о драматической антиномии в человеческой жизни двух ее неразделимых половин: “практической” (“прозаической”) и “идеальной” (“романтической”) и превалировании той или иной из них в качестве нормы в конкретные возрастные периоды как человека, так и нации». Действительно, во «Фрегате…» описаны в первую очередь «национальные ментальности в возрастных категориях» – вот почему гончаровское изображение Сибири изобилует характеристиками этого края как более молодого по сравнению с европейской Россией.
И другие романы Гончарова в книге анализируются главным образом с учетом представления Е. А. Краснощековой о творческом «сверхзамысле» Гончарова. Гончаровский текст интерпретируется на широком фоне смысловых параллелей из русской классики, причем нередко – далеко не самых очевидных (см. сопоставление воспитательной концепции Гончарова с некоторыми эпизодами возмужания Тентетникова из сохранившихся глав второго тома «Мертвых душ»).
Автор книги умеет также найти новые смысловые оттенки в истолковании казалось бы уже вдоль и поперек известных сюжетных ходов гончаровских романов. Так, весьма нестандартен анализ духовного совершенствования («воспитания!») Агафьи Пшеницыной, простоватой жительницы Выборгской стороны, в браке с Ильей Ильичом приобщившейся к совершенно новым для себя жизненным истинам.
Впрочем, как раз «вершинный» роман Гончарова порою не поддается непротиворечивому прочтению в рамках концепции Е. А. Краснощековой. По ее мнению, «не изжив молодости до конца, но и не достигнув полного взросления (совершеннолетия), Обломов плавно перешел в фазу жизни человека на склоне лет». Все это разумеется, так и… не так. Ведь на первой же странице романа прямо сказано, что «лежанье у Ильи Ильича не было ни необходимостью, как у больного ‹…›, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием»[580]
.В характере Обломова с самого начала и до самого конца романа
Фундаментальное противостояние абсолютной, самодостаточной, не имеющей внешнего обоснования
Подход Е. А. Краснощековой способен спровоцировать немало нестандартных вопросов, а следовательно, необыкновенно ценен сам по себе. Автору рецензируемой книги удалось выйти за пределы бесперспективных дискуссий о Гончарове, начавшихся еще во времена полемики Н. А. Добролюбова и А. В. Дружинина об «Обломове», благополучно переживших эпоху В. П. Острогорского и Е. А. Ляцкого и воскресших с новою силой в построениях, скажем, Ю. М. Лощица и В. К. Кантора. Раз невозможно безоговорочно отдать предпочтение ни одному из противоположных прочтений Гончарова, значит, пришло время поставить вопрос о природе самой этой невозможности, о ее причинах. Книга Е. А. Краснощековой – одна из первых попыток подобного рода.
Колотаев В. А. Поэтика деструктивности
Ставрополь: изд-во Ставропольск. ун-та, 1997. 187 с. Тираж 500[581]
Бывает так: какая-то истома, в сердцах подходишь к книжному лотку, берешь в руки что-нибудь вроде бы интригующее… Тут-то и разделяются книжечки про литературу строго на две категории. Одни быстро доказывают читателю, что, дескать, не ошибся, не зря доверился собственному чутью и зрению еще при беглом перелистывании. Другие – столь же стремительно обнаруживают подвох: да, список литературы состоит из «правильных» статей и главы называются завлекательно-зазывно, да только совершено все это с умыслом, чтобы коварно сымитировать отсутствующее «удовольствие от текста».