Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Пора сформулировать главный тезис. Современные ниспровергатели новомирской критики, вообще шестидесятнической «общественной активности», почти неминуемо подпадают под обаяние того самого материалистического понимания истории, которое, по их мнению, исказило все изводы подцензурной словесности после ХХ съезда. Помните, как в учебниках пресловутого «диамата» описывалась философия Гераклита? Мол, стихийный диалектик (в одну реку дважды не войдешь и т. д.), однако до гегелевских трех законов, увы, недотянул слегка. Poor Гераклит! Не ведал ни аза о Фейербахе и Плеханове! Бедный Лакшин, не оценил прозрений собственных ниспровергателей! Безоговорочное преобладание модернизации и актуализации всегда одноразово, годится для хлесткого эссе, но не для серьезного анализа литературного прошлого. Александр Блок – предтеча революционного реализма в поэзии, достойный включения в программу советской школы? Или ренегат, позорно продавшийся большевикам? В этом выборе нечего выбрать, две тенденциозные попытки модернизации тождественны друг другу именно благодаря их обоюдной однобокой предвзятости. Ежели ее не учитывать, тогда и правота антипушкинских выпадов Писарева окажется абсолютной: ну, к чему герои Пушкина шестидесятникам девятнадцатого столетия – Базаров куда как полезней и приятней…

В навязшем в зубах многолетнем ниспровержении энтузиастов шестидесятых годов преобладает «перестроечная» логика, зафиксированная в названии некогда культовой пьесы-однодневки: «Дальше… дальше… дальше!». Сталин вам не мил? Вернемся к «ленинским нормам». Потом – на несколько месяцев – к «бухаринским». «Дальше» – дурная бесконечность. Попытки достучаться до единственно верных оценок прошлого с точки зрения горячей современности обречены на скучную наивность. Оставим в покое Гераклита, не будем рассматривать его тексты сквозь кривое зеркало. Частое исполнение «Марсельезы» в официальных случаях не означает ведь преклонения перед гильотиной! Спокойное перечитывание статей новомирских критиков не означает сочувствия их неизбежным иллюзиям.

И еще одно замечание. Нынче принято морщиться при упоминании о социологизирующей критике, оно и понятно – уж сколько лет кормили бесконечными разборами типичных характеров в типичных обстоятельствах. Но только близорукий может не заметить, что «добролюбовская» критика и «чернышевская» литература сегодня стремительно возвращаются. Герметичная сосредоточенность на проблемах стилистических и языковых давно уж канула в Лету, брезгливое небрежение «общественными функциями» литературы вызывает у множества недавно явившихся литераторов одно лишь брезгливое небрежение. Можно по-разному относиться к «Осумасшедшевшим безумцам», Пирогову, Шаргунову, Прилепину, – но нельзя не замечать их присутствия в литературе.

Вот почему не стоит превращать позицию Лакшина в заведомо проигрышную и устаревшую. Как бы не оказались устаревшими и проигрышными позиции его сегодняшних оппонентов… Небесполезно было бы непредубежденно перечитать Лакшина, только не выдуманного, а подлинного. Того самого, который и о близком, и о чуждом пишет не иначе как «раскрылетившись»…

IV. Рецензии

Краснощекова Е. А. Иван Александрович Гончаров: мир творчества

СПб.: Пушкинский фонд, 492 с. [577]

Книги о Гончарове продолжают издаваться с завидной регулярностью[578]. Более того, сравнительно недавно наконец вышли в свет долгожданные первые тома академического собрания сочинений[579]. И все же на фоне довольно значительных достижений гончароведения последних лет книга Е. А. Краснощековой заслуживает особого внимания. И дело не только в том, что Е. А. Краснощекова несколько десятилетий отдала почти исключительно изучению Гончарова, участвовала и участвует в подготовке двух собраний сочинений русского романиста.

Если не принимать в расчет беллетризованную гончаровскую биографию Ю. М. Лощица (1977, 2-е изд. – 1986), то с 1950 года, когда появилась несвободная от неизбежных ритуальных формулировок тогдашнего советского литературоведения, но до сих пор сохраняющая фактическую и эвристическую ценность монография А. Г. Цейтлина, – работа Е. Краснощековой, вероятно, не имеет себе равных по обстоятельности. Впрочем, упоминание достаточно известных фактов из жизни Гончарова, подробнейшее воспроизведение сюжетных подробностей гончаровских произведений довольно часто кажется избыточным, словно бы рассчитанным на зарубежного читателя, которому Гончаров почти неизвестен. Может быть, это и не случайно, ведь автор уже немало лет работает в США. Однако есть в подобной не слишком характерной «межкультурной» направленности книги о русском классике и оборотная сторона. Интерпретации и гипотезы Е. А. Краснощековой даются на фоне обильного цитирования работ зарубежных гончароведов последних лет, в том числе и самых «свежих», до сих пор не присутствующих в «активе» отечественной науки о Гончарове.