Философия (как и пресса) есть одновременно путеводитель и зеркало своей эпохи. Попробуем бросить беглый взгляд на англосаксонскую и французскую философские традиции, чтобы выяснить, какое представление о человеческой личности можно извлечь из этих кладовых знания. На англосаксонскую философию наиболее глубокое влияние оказали Юм и Кант[610]
. В современной философской концепции личности присутствие идей этих двух великих мыслителей совершенно очевидно. Названная концепция рождается из сочетания материалистического бихевиоризма[611] с драматическим представлением об индивиде как субъекте уединенной воли. Оба слагаемых существенно подкрепляют друг друга. Из Юма (через Бертрана Рассела, при содействии математической логики) мы вывели идею о том, что реальность в конечном счете есть множество материальных атомов, и, следовательно, любое осмысленное рассуждение должно прямо и косвенно апеллировать к реальности в описанном ее понимании. Наиболее яркое, итоговое выражение такая позиция нашла в «Логико-философском трактате» Л. Витгенштейна[612]. В современной философии, особенно в поздних трудах Витгенштейна и в производных от них работах Гилберта Райла[613], акценты несколько сместились. Атомистической юмовской картине мире был противопоставлен особый концептуальный анализ (во многих случаях блестящий). Он подчеркивал структурную зависимость понятий от конкретного социального типа языка. Такой анализ оказался продуктивным в «философии сознания», где он приобрел вид модифицированного бихевиоризма. Говоря вкратце: самоощущение для меня (как и для других) определимо в качестве действительного только в социально гарантированных понятиях, которые создаются не иначе как на основе внешних поведенческих актов. Это лишь одна сторона общей картины личности – юмовская и постъюмовская. Между тем из Канта (а также из Гоббса и Бентама через посредство Джона Стюарта Милля[614]) мы вывели понимание индивидуальности как свободной разумной воли. С учетом переосмысления основ кантовской метафизики индивидуальность стала рассматриваться как уединенная. (Впрочем, в определенном смысле она является уединенной и с кантовской точки зрения, поскольку ее невозможно поставить лицом к лицу с иными реально существующими индивидуальностями.) С привнесением некоторой доли утилитарного оптимизма индивидуальность стала восприниматься прежде всего как нечто поддающееся воспитанию. С учетом данных современной психологии – как нечто доступное самосознанию (методами, не противоречащими науке и практике). Итак, перед нами современный человек, каким он видится в новейших этических трудах, а в значительной мере и в обыденном сознании.Отчетливое изображение такого человека мы встречаем, например, в книге Стюарта Хэмпшира «Мысль и поступок»[615]
. Этот человек разумен и совершенно свободен в той мере, в какой может варьироваться его самовосприятие с юридической и практической точек зрения. В нравственном отношении он является властителем всех своих воззрений и полностью ответственен за собственные деяния. Ничто трансцендентное для него не действительно. Его моральный лексикон – прагматический компас, инструмент выбора, индикатор предпочтений. Его внутренняя жизнь целиком воплощена в поступках и убеждениях, которые, по сути дела, тождественны поступкам, ибо убеждение может проявить себя лишь во внешнем выражении. Моральная аргументация такого человека обращена к эмпирическим фактам и подтверждается принимаемыми решениями. Единственное нравственное понятие, в котором он нуждается, – это понятие «благого» (правильного). Оно определяет выбор способа действования. Разумность человека состоит в восприятии данных внутреннего и внешнего опыта. Его фундаментальная добродетель – искренность (sincerity)[616].