Рабыня

А во сне она снова провалилась в белесый туман, из которого то вылетала плетка и больно била по спине, то что-то сжимало голову и впивалось в виски или что-то выворачивало руки. Под конец из тумана всплыла странная конструкция, чем-то похожая на девичьи босоножки. «Босоножки боли», – откуда-то прозвучал веселый голос. Одновременно с жутким смехом из подошвы выскочили тонкие, узкие лезвия, готовые впиться в стопу, которая посмеет обуться в эту, с позволения сказать, обувь. Ажурные ремешки вдруг превратились в тонкие металлические стержни. Внутренняя поверхность которых оказалась вогнута по форме косточек стопы. А где-то в тумане все время звучал плачущий голос Лютика, брат снова просил кого-то прекратить ее мучить. И умолял Майю не стоять и почему-то не думать о нем.

Майя проснулась в холодном поту, лежа в темноте. «Приснится же такое. Лютик, ты опять от кого-то меня защищаешь». Отмахнувшись от очередного кошмара, она повернулась на другой бок. Порядок снов уже давно стал привычен. Майя не обсуждала его с Лерой, но знала, что после любых кошмаров в конце ночи она попадет в другой мир, где ее всегда ждет Лютик, чтобы поиграть. А иногда, если очень повезет, даже удастся увидеть родителей. Поговорить с ними или даже просто прижаться к ним во сне не получалось. Но ведь можно и просто стоять и улыбаться друг другу. Это был ее собственный мир, мир маленького счастья. Ради него можно перетерпеть любой кошмар. В этот раз они всей семьей неслись на семейном целом глайдере куда-то по пустынной дороге. Был солнечный день. Родители смеялись и шутили между собой. А они с Лютиком играли в облака. Они всю дорогу по очереди показывали друг другу какое-нибудь облако и отгадывали, на что оно похоже. Майя снова не успела сказать родителям, как сильно их любит и помнит. Но ведь они это и так знают.

Открыв глаза, первое, что Майя увидела, это причесывающуюся Леру. Вздохнув, она начала вставать.

– Проснулась? – Лера весело обернулась на движение за спиной. – Ты опять ночью стонала и даже ругалась. Опять кошмары?

– Немного. Снится какая-то муть. – Уже давно было понятно, что никто не станет разбираться с ее кошмарами. И обсуждать их Майя не любила.

Лера с сочувствием смотрела в спину девочке, пока она шла в душ. Смотреть так в лицо она не решалась. Майя принимала сочувствие за жалость и сильно злилась. Поэтому Лера старалась использовать по утрам шутливый тон, надеясь отвлечь свою подопечную от тяжелых мыслей.

– Ты так ругалась! Я половины слов не знаю. Кого-то зелграфом обзывала, – снова заговорила Лера, когда Майя вернулась.

– Не помню. Я вообще из кошмаров только какие-то неясные образы запоминаю.

– А утром ты спала с таким счастливым личиком! Только почему-то плакала.

Майя несколько минут молчала, не глядя на Леру и опустив голову, осторожно одевалась, чтобы не потревожить притихшую боль в ребрах. Лера уже думала, что чем-то обидела ее и собиралась извиниться, когда та заговорила.

– Я с Лютиком играла. И с нами были мама и папа. – Лера с трудом различила тихий шепот и не нашлась, что ответить. Только осторожно прижала к себе девочку.

Не сказав больше ни слова, Майя отстранилась и подошла к столу. Завтрак был свежий, и запрет отсутствовал. Поэтому она забралась коленями на пуфик, что позволял делать ошейник, и с воодушевлением взялась за ложку.

Лера сморгнула набежавшие слезы. За время, что выхаживала Майю, она успела немного ее изучить. Но прекрасно понимала, что сны это только часть того мира, в котором теперь жила потерявшая веру во всех живых рабыня. Часть, которую Майя согласилась ей показать. Лера содрогнулась, попытавшись представить, как это жить, когда веришь только мертвым родным, встречи с которыми во сне ждешь весь день.

А девочка с удовольствием доела свой завтрак и обернулась.

– Ты разве сегодня дежуришь? Вчера ведь поздно пришла.

– Вчера я освободилась еще днем. Просто, ну… – Лера смущенно покраснела.

– А, поняла, со своим встречалась. А чего прячетесь? Сказала бы, я бы в парке задержалась. Я бы там даже спала. Только кто разрешит?

– Еще чего не хватало. В парке и застудиться не долго. А мы в городе гуляли. Прекрасно провели время, между прочим.

– Так ты на дежурство? – вернулась к первому вопросу Майя.

– Нет, дежурство у меня завтра. Сегодня я только днем в покоях буду. Кстати, Иллис тебя вчера спрашивала.

– И что ей надо? – помрачнела Майя.

– Ничего. Она просила передать, что будет рада тебя видеть в любое время. И надеется, что ты захочешь с нею увидеться. Прямо вот так и сказала. Может, поговоришь с нею. Она дала тебе свободный допуск в свои покои. Такого ни одна служанка не имеет.

– Все, что могла, я сказала еще в Морсте. При личной встрече в лазарете. – Майя угрюмо просмотрела запись в своем браслете. А потом пощупала ошейник. – А за все остальное, что хотела бы сказать, меня на электрический стул посадят. Точнее шею отожгут, причем очень медленно. И я не служанка, а ее личная игрушка.

– Жаль, мне показалось, она искренне за тебя переживает.