Рабыня

В 1848 году Кейт покинула свой дом в Вирджинии, выйдя замуж за Гарета Стерретта, клерка из Банка Нью-Йорка, и стала нью-йоркской домохозяйкой. Ее младшая сестра, Доротея, начала регулярно писать Кейт, чтобы держать ее в курсе новостей семьи и общины, в частности, о деятельности семьи на «подземной железной дороге». К сожалению, письма Кейт Доротее со временем были утеряны, но колорит посланий Доротеи о жизни в маленьком городке Вирджинии и приверженности семьи делу аболиционистов стоит изучить. Подробный анализ выходит за рамки этой книги, но я помещаю здесь письма полностью как подходящий постскриптум к жизни Кейт Раундс Стерретт, позволяющий взглянуть со стороны на корни ее юношеского идеализма, семейную основу ее более поздних убеждений и намеки на разногласия с мужем, которые впоследствии оттолкнули ее от традиционной женской роли и привели к либеральным идеям и убеждениям, которые и являются ее непреходящим, хотя часто упускаемым из виду, наследием.

Лина пробежала первые строки:

Милая, дорогая Кейт,

Свадебные цветы только начали увядать, а я уже села писать тебе. Я уже так по тебе соскучилась!

С удивлением увидев знакомые строки, Лина подняла глаза от книги, и ее взгляд остановился на фотографии Лу Энн и Джозефины на крыльце Белл-Крика. Здесь полная переписка между Доротеей и Кейт Раундс, поняла Лина, те же письма, которые она прочитала на сайте Исторического общества Вирджинии, те же письма, что находятся в ричмондском центре Общества. И вот они в ее руках здесь, в Нью-Йорке.

За закрытой дверью офиса Лины оставался безлюдный и молчаливый «Клифтон». Алкогольный угар прошел, хотя память о Портере в неоновом свете была еще свежа. Зачем она пыталась поцеловать его? Теперь это казалось глупым, безрассудным поступком. Портер был красив красотой немолодого человека, успешен, слегка тщеславен и добр. Он был очень добр к Лине. Но здесь, в окружении стерильной пустоты, порыв, заставивший ее потянуться к нему, казался почти непонятным.

Однако от этой встречи осталась Грейс. Грейс, описанная Портером, мелькала на периферии зрения Лины, словно тень, галлюцинация или какой-то призрак. Женщина, изображенная в новых подробностях, понятных Лине: яйца «бенедикт», шарф ручной вязки, Пэтси Клайн, потребность сбежать. Завеса темных волос, тихий смех, запах перца и сахара. Теперь, в тихом, сером уединении кабинета Лина чувствовала себя ближе к матери, чем когда-либо раньше.

Лина вернулась к книге и начала читать.