Ради общего блага (СИ)

Я не хочу «служить всей своей жизнью». Служить – кому? Богатым подонкам, которые не знают цену этому дару, ищут острых ощущений… им бы узнать это «острое ощущение», жить в ожидании смерти и забвения.

Звякнули сброшенные на пол ложки. Жалобно зазвенело стекло изящных чашек с лиловыми цветами. С громким треском падали и разбивались тарелки. Я кричал так, что аж в ушах звенело. Хотел зарыдать, но глаза оставались сухими.

Очнулся я только тогда, когда случайно задел острый осколок и порезал себе палец. Боль и вид собственной крови меня отрезвили. Я обработал и заклеил пластырем ранку, выпил успокаивающие капли, навел порядок в комнате и на кухне, открыл электронную почту. Информацию о новом доноре мне уже прислали.

Итак, Махмуд Т., из моего родного интерната. По фото для досье трудно что-то определенное сказать. Светленький такой мальчик, типичное хейлшемское дитя. Вот только подозрительно, что его из Хейлшема отправляют сразу в клинику. Обычно после интерната доноры живут какое-то время самостоятельно. В Хейлшеме, да и многих других школах, такие места зовут Коттеджами, иногда я слышу о Фермах или Коммунах. Помощниками становятся не все, но я еще не слышал, чтобы у кого-либо из таких, как мы, отнимали последний глоток свободы.

Положение у меня отвратное. Большинство моих доноров уже прошли четыре и больше выемок, до шести-восьми я их, вероятно, доведу, но теперь у меня гораздо больше риск потерять их. И где гарантия, что новичку не произведут две выемки одновременно, и он на этом поставит точку.

Твою мать…

Я написал Райтхену и сообщил ему всё о моем положении. Теперь остается дождаться, что и он меня кинет, и прощайте, великие планы.

Хотя, в крайнем случае, я могу задуматься о том варианте, который отверг тогда, после смерти Салуджи. Но это самый последний выход. Если ничего другого я сделать не смогу.

Райтхен отозвался мгновенно.

«Сохраняйте самообладание, сейчас это нужно как никогда, не позволяйте себе поспешных поступков. Наш договор остается в силе. Но вы правы, история с новым донором крайне подозрительна. Ждите информацию».

Ему легко говорить. Будто у него всё схвачено! Он никогда не был на моем месте.

*

Следующим утром я приехал в клинику Сент-Пол, предъявил документы в приемном отделении и сообщил имена донора и куратора. Медсестра ответила:

- Доктор Лоу сегодня работает в ночную смену, приедет в пять вечера. Я скажу ему, чтобы он первым делом принял вас. Махмуда вы можете увидеть прямо сейчас, он уже сдал анализы и позавтракал. Вы в нашей клинике в первый раз? Провести вас?

Я согласился. Конечно, я бы и по карточке с указанием корпуса, этажа и палаты сориентировался бы, но нечасто увидишь в клинике внимание к себе от персонала. Молодая женщина повела меня по коридору. Обстановка здесь была ничего так: стены покрашены в персиковые тона, всё сверкает новизной и свежестью, даже запах спирта и лекарств чувствуется едва-едва. Столовая, мимо которой мы проходили, больше напоминала подобное помещение в гостинице или санатории – через открытые двери было видно огромный круглый стол с уютными креслами, окно во всю стену, занавешенное ажурной тюлью, и цветы в кадках.

- Вот, четвертая палата, - наконец сказала медсестра. – Удачи вам.

Она ушла. Я постучал в дверь.

- Заходите, - отозвался парень.

Переступив порог палаты, я увидел мальчишку, лежащего на животе на аккуратно застеленной койке, беспорядочно заваленной листами бумаги и карандашами. Махмуд был одет в немного вылинялую красную футболку с нарисованными на спине золотистыми крыльями, и светло-голубые слегка потертые джинсы. Растрепанные золотые волосы были неровно подстрижены, челка почти прикрывала правый глаз. Когда я пришел и сел в кресло рядом с койкой, парень быстро сгреб свои карандаши, записи и рисунки, сложил их на тумбочке и сел.

- Здравствуй, Махмуд. Я твой помощник, - приветливо сказал я. – Меня зовут Заганос З.. Кстати, я тоже вырос в Хейлшеме.

- Класс! – он улыбнулся, голубые глаза засияли так, будто мой приезд был для него самым лучшим подарком. – Я только недавно приехал, но уже скучаю по Хейлшему и по нашим опекунам… вчера я был в комнате отдыха, познакомился с некоторыми донорами и помощниками. Они говорили, что не обязательно, чтобы мне давали помощника из родного интерната, но всё так удачно получилось. Кстати, о тебе мне рассказывали.

- Вот как? – поинтересовался я.

- Да. Они считают, что мне повезло. Все наши знают, что ты один из лучших. У тебя доноры служат дольше. Значит, я успею написать свое выпускное сочинение и отправить его мисс Эмили, и успею принести людям больше пользы.

Я всякого успел насмотреться и наслушаться, но эти слова и блаженное выражение лица просто выбили меня из колеи. В мое время ученикам Хейлшема так мозги не промывали. Да, мы знали, для чего мы живем, относились к этому по-разному, кто спокойно, воображая, что у нас еще есть время в запасе, кто с насмешками и циничными шуточками… но ни у кого из наших я не видел такого воодушевления от перспективы на будущее.

Или этот парень так наивен?