Радин

– Любовь – это как выйти в море, – сказал вдруг индеец. – Люди обычно боятся выйти далеко, жмутся к берегу, чтобы не угробить свои корабли.

– Любовь здесь ни при чем. – Я взяла чашку и увидела на дне горстку чешуек, похожих на сережки орешника. – Я сделаю это для твоего хозяина, чтобы избежать позора. Он сам бы так поступил, наверное.

Понятное дело, я знала, что соврала; ты бы сказал, что любой позор раздувает паруса искусства. Я заказала Гараю работы, потому что он подражал тебе со студенческих лет, знал твою манеру, дышал воздухом из твоего рта. А теперь он захотел скандала и славы. В моем доме он посмел угрожать мне. В твоем доме!

Тело вашего мужа не найдено, сказал адвокат, и нам придется ждать год, пока наследное право войдет в свою силу. Варгас требовала серию, которую ты обещал городу, я растерялась и сказала, что в доме траур и я открою архив к весне. Но до весны оставалось все меньше, обещание висело на моей шее, как мельничный жернов, тогда я пошла к Гараю и все уладила. Кто же мог подумать, что перед самым открытием он вцепится мне в горло. Он сказал мне прямо в глаза: вас распнут, Доменика.

Мне нужна была передышка, позже я нашла бы способ заплатить ему. Я видела, как он взволнован, как его радует эта маленькая власть надо мной, маленькое розовое чудище с хоботом. На открытии он вполне мог выйти на середину зала, постучать ложечкой по бокалу и сказать, что у него есть сообщение. Грнф! Грнф!

Радин. Среда

Жить чужую жизнь оказалось целебным занятием, пьянящим, как свежий виноградный сок. История, казавшаяся безнадежно запутанной, запуталась еще сильнее, будто сеть после шторма, но теперь в ней билась рыба, Радин чувствовал ее скользкие бока, и ему было весело.

Лиза наконец ответила. Выслушав его извинения, она сказала, что арест – это хорошая причина для отмены свидания, что репетиция закончится в полдень и что можно выпить чаю на набережной.

Чайная оказалась киоском во дворике, обнесенном стеклянной стеной, в окошке качалась растрепанная голова владельца, за спиной у него сиял начищенный медный куб с кипятком. Радин сел за столик под цветущим иудиным деревом, сообщил подавальщику, что ждет свою девушку, и поймал себя на том, что произнес это с радостью. Вкус этой радости он уже успел забыть. У него даже спину перестало ломить, хотя всю ночь он вертелся на диване, уступив надсадно кашлявшему гостю кровать.

На рассвете он все-таки заснул, а когда проснулся, увидел, что Гарай ушел. На кухонном столе лежали облатка из-под аспирина, бумажник и листок бумаги, свернутый вчетверо, на стуле висел больничный халат.

Радин повертел в руках свой бумажник, в котором осталась только мелочь, развернул записку и вынул из нее английский ключ с бородкой. На бумаге, выдранной из гроссбуха, было всего несколько слов: «работу заберете сами, деньги я взял, мы в расчете, ключ оставьте в багажнике ржавого форда». Перед уходом Радин собрал по карманам монеты и пересчитал, он был уверен, что на чайную ему хватит, но на всякий случай заказал бесплатную água de mesa. Ему принесли графин, в котором плавали ломтики лимона, и он успел опустошить его, когда Лиза вошла во двор, взяла у прилавка стакан с чаем, бросила сумку на стул и села напротив.

– Репетиция затянулась. – Она отхлебнула из стакана и поморщилась. – Опять индонезийскую корицу добавил. Так чего вы хотели?

– Хотел спросить, не приходилось ли вам видеть серию картин под названием «Мост Аррабида»? Вы встречались с Понти поздней осенью, может, он вам эскизы показывал?

– Встречались? Он же в августе погиб.

– Лиза, я здесь не затем, чтобы вас обличать. – Он смахнул со стола увядшие лепестки. – Так вышло, что хозяин дома, где скрывался Понти, рассказал мне об этих месяцах. Между поддельной смертью героя и настоящей. И о том, что вы приезжали в мастерскую.

– Поддельной? – Она сняла шапку, и Радин понял наконец, какого цвета у нее волосы. Серый и розовый блеск, приглушенный, почти матовый, такой была латунная стружка для чистки паяльника, которую он обнаружил в сарае, разбирая сокровища умершего деда.

– Должен признаться, я тоже не говорил вам всей правды. В прошлый раз я сказал, что вашего друга и Крамера видели на бегах в феврале, но теперь я не уверен в своем источнике. Похоже, меня ввели в заблуждение.

– Что ж, тогда говорить больше не о чем. – Девушка поставила стакан на стол. – Я надеялась, что узнаю новости про Ивана, хоть мелочь какую-нибудь, поэтому согласилась с вами увидеться. Но вы бесполезны.

– Давайте вернемся к живописи, – примирительно сказал Радин. – Понти уже начал свою серию, когда вы получили персиянку в «Щелкунчике», в конце лета он расписал вас хной в стиле мехенди, а осенью…

– Не персиянку, а восточный танец, – перебила она нахмурившись.

– Простите.

– И не хной, а акрилом! Оставьте вы это дело, все равно не разберетесь. Поезжайте лучше домой.