Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания

Петр Вайль[576] – один из самых известных авторов РС и писателей русского зарубежья последнего двадцатилетия. В 1977 году эмигрировал в США и работал в различных эмигрантских периодических изданиях в Нью-Йорке, у микрофона РС – с 1980-х годов, был штатным сотрудником радио с 1988 года. В 1992–1994 годах возглавлял нью-йоркское бюро РС. С 1995 года – руководитель информационных программ в штаб-квартире РС в Праге, а с 2003 года – помощник директора Русской службы по тематическим программам. Вел программы «Поверх барьеров», «Соединенные Штаты сегодня», «Либерти Лайв: Свобода в прямом эфире», цикл «Герои времени».

В передачах РС формировались биографии литераторов русского зарубежья: писатели в эфире рассказывали о себе и о том, как попали в эмиграцию, о своих книгах, изданных на Западе (читали свои произведения перед микрофоном РС), затем участвовали в дискуссиях в эфире РС, а спустя годы выходили передачи, посвященные памяти писателей – литературные портреты устами других авторов русского зарубежья, сотрудников РС.

Такая линия хорошо прослеживается с Петром Вайлем. Один из самых любимых слушателями циклов Вайля на РС, как уже говорилось, назывался «Герои времени»; в обсуждении помимо автора программы участвовали писатели, культурологи и историки. Из аннотации к программе: «Как вымышленные персонажи действуют в реальной жизни и народном сознании. Откуда произошли, как меняются со временем, чему и как служат образы Буратино, Остапа Бендера, Григория Мелехова, доктора Айболита, Эраста Фандорина, Шарикова, Венички Ерофеева, Штирлица и многих других культовых фигур разных российских эпох и поколений»[577]. Особое внимание Петр Вайль уделяет героям книг коллег по РС, персонажам Владимира Войновича и Сергея Довлатова. В программе Вайля о Чонкине Владимир Войнович вспоминает, что первые главы и фамилия его героя Твардовскому не понравились: «Я надеюсь, что Чонкин – народный характер. Фигуру солдата, может быть, вообще писатели не зря выбирают. О том русские сказки. Они у меня тоже были в голове, когда я писал… Когда Чонкин вышел, самым заметным было письмо генералов, Героев Советского Союза. Они писали, что я дезертир, что я сбежал, проклинали меня, что я смеюсь над горем народа. Мне некоторые говорили, что меня за этот роман надо расстрелять… Образ Чонкина у меня никогда бы не мог возникнуть, если бы я не работал в колхозе и не служил в армии»[578].

С Сергеем Довлатовым Вайль проработал 12 лет бок о бок в нью-йоркском бюро РС. Беседы Вайля с Бродским вошли в книгу интервью с Бродским[579]. Наверное, Вайль был одним из немногих, кто в достоверности знал, как поэт Бродский относился к писателю Довлатову: «Довлатов – единственный современный русский прозаик, о котором Иосиф Бродский написал отдельное самостоятельное эссе[580]… Он передал мне текст без заглавия, сказав, что ничего подходящего не придумывается. На следующий день я предложил: “Может быть, просто – ‘О Сереже Довлатове’?”… Эта история разъясняет происхождение столь не литературно-критического, а “человеческого” заголовка – тоже уникального в сочинениях Бродского о литераторах. Герой эссе, с одной стороны, младший представитель поколения, словесной петербургской-ленинградской школы, группы единомышленников, объединенных общим и редким для того места и времени, где оно сформировалось, мировоззрением, имя которому Бродский указывает – “индивидуализм и принцип автономности человеческого существования”… Слово “младший” не последнее по важности: таково было безоговорочно признаваемое Довлатовым отношение к нему Бродского – как к “Сереже”. Стоит при этом отметить, что номинальная разница в возрасте составляла всего чуть больше года… Довлатов этого не стеснялся… Отметим удивительное пророчество Бродского: в 1991-м слава Довлатова только начиналась, оценка его была еще смешанной. Бродский ошибся лишь в сроках: и десяти лет не понадобилось, чтобы Довлатов сделался современным русским классиком. Бродский-критик раскрывает ощущение признательности Бродского-читателя, находя в довлатовской прозе “отсутствие претензии”, “трезвость взгляда на вещи”, “негромкую музыку здравого смысла”… Бродский видит в Довлатове литературного и мировоззренческого союзника, прививающего русской прозе именно те качества, которые он сам прививал русской поэзии»[581].