Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания

Петр Вайль постоянно писал для колонки обозревателя на РС «Право автора» – это эссе на волнующие его темы и события: культурные, социальные, политические. Иногда тексты были приурочены к какой-нибудь дате, часто они посвящены писателям и поэтам, литераторам русского зарубежья. Среди них есть эссе, посвященные Льву Лосеву, Иосифу Бродскому, Андрею Битову, Сергею Довлатову. Одно из последних эссе, написанных Вайлем для колонки «Право автора», посвящено 50-летию Виктора Шендеровича, также журналиста и писателя и одного из авторов московского бюро РС. Называется оно «Шендерович из Красной книги»: «Сделавшись невидим, он остался слышим… И, освободившись от престижного, но трудоемкого телевидения – вернулся туда, с чего начинал: в литературу. Как поэт Виктор Шендерович менее всего известен русскому человеку… Отвага и дерзость – фирменные знаки Шендеровича, чем бы он ни занимался. Надо отметить, что в стихосложении он осторожно и подкупающе традиционен… Он – иронический лирик. Или – лирический иронист… Так или иначе, если есть для автора нечто по-настоящему важное, – это она, русская литературная традиция, которой он безоговорочно верен. Такое сочетание – социально-политическая хлесткость и словесная сдержанность – изобличает в Шендеровиче принадлежность к удручающе исчезающему виду русской интеллигенции из разряда “не могу молчать”»[582].

После смерти Петра Вайля РС посвящает ему серию передач, в том числе в эфире звучат отрывки из его собственных эссе, прочитанных в разное время по РС («Поэт Высоцкий», «Прозаик Солженицын» и др.). Иван Толстой вспоминает Петра Вайля: «Я очень любил пускать Петра, так сказать, под конец эфира. Он завершал выступление, выводил его на хороший не только и не столько даже на философский уровень, сколько на хороший уровень здравого смысла, где всей проблеме, которую ты обсуждаешь в течение 50 минут передачи, придается какой-то естественный конец…»[583]. Иван Толстой подготовил программу «Мы знали Петра Вайля»[584], посвященную памяти писателя, в которой коллеги Вайля по РС делятся своими воспоминаниями. Среди прочего они отмечают, что Вайль, как писатель и журналист, при осмыслении каких-либо событий полностью отбрасывал в сторону идеологию.

Фрагмент программы. «Шарый: Петя не раз говорил мне, что в литературном творчестве его больше собственно писанины интересует процесс поиска и сбора материала: именно это раздвигает творческий горизонт. Петя умел наполнять будни мелкими и веселыми развлечениями… Эти развлечения неизменно оказывались гимнастикой, если не интеллектуальных способностей, то чувства юмора. Как-то мы пару месяцев занимались тем, что параллельно с изготовлением гениальных радиопрограмм составляли перечень сценок из редакционной жизни, которые можно было бы в виде мозаичных полотен разместить на станции метро “Киевская” в Москве – ее вестибюли, если помните, разрисованы помпезными сталинскими панно с картинками советского братства…

Толстой: Вайль был классическим западником с признательностью Западу за существование твердых норм – социальных, юридических, этических. Но и без русских реалий существовать не мог: утром смотрел старое советское кино по телевидению, днем звонил близким друзьям в Москву, читал отклики главных своих читателей – из России, разумеется».

О значении литературного творчества Вайля рассуждают писатели Кирилл Кобрин и Игорь Померанцев в специальной программе, посвященной памяти Вайля, «Неленивый и любопытный Петр Вайль».

«Кобрин: Петр Вайль был классиком послевоенной русской эссеистики, основателем одного из направлений этого жанра. Более того, он применил журналистские подходы и интонации к вещам, которые, казалось бы, этим интонациям не поддаются. Для него, безусловно, существовала определенная иерархия ценностей в этом мире – и, как я понимаю, главной из этих ценностей была культура в широком смысле этого слова… Сочетание убеждений с гибким, выразительным языком и с приверженностью к жанру эссеистики ставит Вайля на уникальное место в отечественной словесности…

Померанцев: Помню конец 70-х годов, я жил в Германии, впервые прочел Вайля и Гениса – и очень обрадовался. Общий литературный пафос того времени – антисоветский. Я сам был антисоветчик не меньше, чем Солженицын, но я не разделял его тяжелой серьезности, которая вообще исключала жизнь как таковую. Помню, Солженицын даже дал совет молодым писателям: “поменьше сатиры, пожалуйста, не увлекайтесь сатирой”. Я все думал, о ком он – о Войновиче или о Генисе и Вайле? Генис и Вайль пришли в литературу как своего рода легковесы. А оказалось, что легковесы имеют большее отношение к жизни, чем тяжелые идеологи…»[585].