Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

Когда в прошлом сентябре вышел составленный благотворительной организацией War Child альбом Help, особенно на нем выделилась именно мрачная песня Radiohead, Lucky (как ни странно, она попала и на OK Computer). И это несмотря на то, что группе пришлось заканчивать песню за пять часов, чтобы уложиться в заданные сроки: перед этим им пришлось целый день позировать для съемочной группы War Child, притворяясь, что записываются.

– Они ждали, пока мы запишем песню, а мы ждали, пока они уйдут, – улыбается неестественно высокомерный Эд O’Брайен, который, как гласит буклет альбома, играет на «вежливой гитаре» – в отличие от «грубой гитары» Джонни Гринвуда. О видеокадрах с жертвами боснийского конфликта, из которых в результате сделали клип на эту песню, Йорк, никогда не стесняющийся эмоциональной реакции, просто сказал: «Я смотрел их и плакал».

Сегодня пять музыкантов Radiohead, только что бегавших по рапсовому полю в рамках фотосессии для журнала Q, сидят в менеджерском офисе неподалеку от своей студии. Это расслабленные, вежливые ребята, которые любят иронично, со знанием дела посмеяться над собой и над миром. O’Брайен, слегка удолбанный, потому что сегодня у группы выходной – хотя они периодически в разных сочетаниях уходят в соседнюю комнату для записей, чтобы продолжить работу, – очарователен и любезен; он заработал себе репутацию своими эмоциональными сценическими выходками. Группа со смехом вспоминает, как гитарист однажды исчез за краем сцены театра в Северной Каролине, рухнул в оркестровую яму, а потом долго не мог оттуда вылезти.

Холеный барабанщик (и, что впечатляет, бывший «Добрый самаритянин») Фил Селуэй оказался достаточно добродушным для человека, у которого есть собственный японский фан-клуб под названием Phil Is Great. Следующее собрание фан-клуба Фила запланировано на следующую неделю, когда Radiohead отправится в рекламную поездку в Тихоокеанский регион.

Братья Гринвуды, которых трудно отличить внешне, на самом деле едва ли не диаметрально противоположны друг другу. Джонни редко притрагивается к алкоголю; Колина часто находят в пабах после лихорадочных поисков, когда группе остается пять минут до выхода на сцену. Джонни молчалив, если его не раскрутить на разговор, Колин же готов часами говорить о книгах, альбомах и других группах. Джонни, скорее всего, учителя называли «мечтателем» – он вечно витает где-то в облаках; Колин же проницателен, осторожен и, скорее всего, является краеугольным камнем Radiohead. Когда они вместе, то всегда загадочно переглядываются, прежде чем отвечать на вопросы. Колин признает, что чувствует угрызения совести из-за того, что жестоко обращался со своим братом-дальтоником, когда они росли: он перекладывал местами цветные карандаши, что, по словам Джони, «задержало мое развитие».

– У нас один и тот же генетический «бассейн», – говорит старший брат, снова многозначительно глядя на младшего.

– Только вот мне достался от него только лягушатник, – без видимых колебаний парирует младший, сверкая великолепными зубами.

А Том Йорк, пропорциями больше напоминающий мальчика-подростка, ходит босиком в синих джинсах, футболке фан-клуба Radiohead и очках Gaultier; его короткие волосы окрашены в черный цвет – после долгого периода пергидрольной блондинистости и убивающего сетчатку оранжевого. Молчаливый и напряженный, он обладает очень острым чувством юмора, хотя в каждой фразе можно заметить и нотки запуганного цинизма. Другие называют Йорка просто «слегка беспокойным», но, судя по всему, его устойчивая репутация гиперэмоционального и депрессивного человека довольно-таки заслужена, несмотря на то, что он в последнее время «научился немного расслабляться». Он говорит, опустив голову и закрыв глаза, прячет лицо за ладонями и выглядывает сквозь пальцы, а иногда сворачивается в клубочек, словно на него напали. Перспектива летнего концерта Radiohead для сорока тысяч зрителей в Ирландии, а также хедлайнерского выступления на большом фестивале (проходящего, что интересно, в те же выходные, что и «Гластонбери», состав которого до сих пор не объявили), похоже, наполняет его ужасом.

– Я не понимаю, зачем мы играем эти большие концерты, – пожимает он плечами. – Вся штука в том, что человек, который там, на сцене, – не тот же самый, который сейчас сидит перед вами. Это совсем другое состояние души, и, чтобы в него войти, нужно довольно много времени. Я не могу просто взять и включить (или выключить) его. Даже когда начинается просто обсуждение логистики этих больших концертов, это меня, блин, парализует. Я пока не способен эмоционально с этим справиться. Надеюсь, я сумею вернуться в другое состояние ума, в котором меня это не беспокоит.