Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

После концерта я оказался на пляже под полной луной, истерически смеясь и кидая камни в Атлантический океан вместе с парой поклонников Radiohead, с которыми я встретился за кулисами. Одним из них был Майкл Стайп, и концерт в Брайтоне стал третьим шоу Radiohead, которое он посетил за неделю.

– Они сыграли в Рединге в пятницу вечером, а в пятницу группа просто не может дать плохой концерт, потому что все еще только начинают возбуждаться, – сказал он мне, – но даже с поправкой на эмоции они все равно очень хорошо выступили. Когда мы гастролировали с ними пару лет назад, они каждый вечер играли Creep. Но сейчас они забрали эту песню у фанатов и сделали ее по-настоящему прекрасной.

Стайп говорил о той самой песне, в которой гитара звучит как «Конкорд». Мощный хит, из-за которого пять лет назад все посчитали Radiohead группой-однодневкой. И он прав: Creep в тот вечер прозвучала прекрасно. Очень «вкусно», медленно и болезненно. Йорк даже немного поимпровизировал. Если точнее, он изменил слова в припеве: вместо «I’m a weirdo» спел «I’m a winner» («Я победитель»).

Часть пятая Серьезны в своей важности

Глава 1 Karma Police

Барни Хоскинс, GQ, октябрь 2000 года

Постеры на старинных улицах Арле мало что рассказывают. Стинг скоро выступает в Марселе. Некая «Грандиозная регги-вечеринка» с Ю-Роем и Альфа Блонди. На следующей неделе в древнем римском амфитеатре пройдет бой быков. Даже подходя к такому же древнему «Театр-Антик», построенному во времена императора Августа, вы не увидите особых признаков того, что самая уважаемая поп-музыкальная группа планеты здесь, в Провансе, чтобы сыграть первый за восемнадцать месяцев концерт. С одной стороны открытой сцены нависает угольно-серое вечернее небо; с другой на разваливающихся колоннах и арках светит яркий золотой свет.

Но сейчас старики, выгуливающие маленьких такс, прерывают свой послеобеденный променад. Ибо перила, окружающие театр, покрыты листами черного пластика; над старой кирпичной кладкой возвышаются подмостки, на которых закреплены большие прожектора. Вокруг служебного входа театра собралась толпа молодежи, говорящей на множестве языков. Юноши и девушки возбужденно содрогаются, когда в дверях появляется невысокая темная фигура. Никакого атласа или солнечных очков, даже татуировок нет. Просто парень в серых кроссовках New Balance с сумкой через плечо, всматривающийся в экран мобильного телефона. Голоса – на французском, немецком, голландском, английском – кричат что-то Колину Гринвуду, басисту Radiohead, который идет вслед за продюсером группы Найджелом Годричем к яркому свету. Саундчек закончился, и они направляются к огромному желто-зеленому автобусу группы, чтобы пообедать.

Моргая и щурясь, за ними идет Том Йорк, измученный фронтбой группы, с прилизанными волосами и странно косящими глазами. Европейские гастроли Radiohead из восемнадцати концертов еще даже не начались, а этот самый альтернативный из всех красавчиков уже выглядит обреченным.

– Том, Том!

– Том, я здесь, Том!

Одна особенно настойчивая немецкая mädchen[35] захватывает Йорка в монопольное владение, когда тот пытается пробить себе дорогу к автобусу. Он останавливается и терпеливо позирует, пока юноши и девушки снимают его на миниатюрные камеры.

А потом «Урод, который мог стать Богом» в одиночестве уходит куда-то в томный вечер.

* * *

Radiohead снова настраивают приборы на сердце рок-машины[36], и на их худые плечи давит тяжкий груз. Особенно тяжел он для 31-летнего Томаса Эдварда Йорка, чьи песни, слова и голос сделали его – возможно, вопреки собственным желаниям – почти суперзвездой.

По словам Колина Гринвуда, «избыточные похвалы» в адрес третьего альбома группы, OK Computer, «разрушили Тому мозг». Теперь Radiohead предстоит выпускать новый альбом, зная, что практически все, что бы они ни выпустили, может вызвать глубокое разочарование. Сегодня в Арле мир услышит первые плоды долгих трудов группы в студиях Парижа, Копенгагена и Англии.

Чтобы понять, чего ожидают от Radiohead, нужно признать, насколько же обанкротилась «рок-музыка» на заре двадцать первого века – как звучание, как движение, как псевдорелигия.

(«Oh no, pop is dead, long live pop, – блеял Йорк еще в 1993 году. – It died an ugly death by back catalogue».) После Кобейна Р.О.К. засох прямо на ветке, дискредитированный как культурная сила: его повергли подростковая попса, хип-хоп и даже то, что в наши дни называют «кантри». В Америке Pearl Jam лишь с большим трудом поддерживают к себе интерес; в Великобритании угли «мужского рока» едва тлеют – Oasis извивается в предсмертных корчах.