Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

Затем его внимание привлекают камеры наблюдения, замаскированные под старомодные уличные фонари. Позже в разговоре Йорк рассказывает об агрессии в поезде из Лондона (KO Commuter[59]?) А когда я упоминаю о том, насколько он кажется озабоченным случайными актами бессмысленного насилия, он признается, что пару лет назад побывал в драке.

– Этот парень что-то сказал, когда я прошел мимо, он явно меня узнал, а я сделал глупость – пошел за ним и попросил повторить. Он сразу замахнулся на меня, стал бить ногами, а люди просто шли мимо, не обращая внимания.

Йорк худой, его рост – всего 170 сантиметров, так что легко понять, почему детское чувство уязвимости не оставило его и во взрослом возрасте, застыв в студне из славы и денег. Он, очевидно, ненавидел известность, свалившуюся на него после огромного коммерческого успеха OK Computer, и сказал мне, что «я не хочу заниматься всем этим стадионным роком». Он сказал, что сейчас его на улицах уже не узнают, и что Стайп научил его, как стать «невидимым», просто сохраняя правильное, уверенное настроение. Посмею предположить, что я несколько портил инкогнито Йорка – из-за нашей огромной разницы в росте и явно бесцельных шатаний мы выглядели весьма странной парой. За три часа, которые я провел с ним, его четыре раза узнали и попросили автограф. Когда мы шли обратно по центру города, он предложил избегать самых оживленных улиц, ему явно это надоело.

Ранее, стоя на высокой стене одного из колледжских садов, мы смотрели вниз на безупречные газоны, окружающие «Рэдклифф-Камеру» – здание с куполом эпохи Возрождения, придававшее городу почти восточную атмосферу. Йорк указал на один из альковов в «Камере» и сказал:

– Здесь мы часто пили, когда были подростками.

Эта ремарка неизбежно привела нас к теме наркотиков и алкоголя.

– Мне всегда советовали даже не пробовать кислоту, – сказал Йорк. – Друзья считали, что у меня и без того столько всего в голове творится, что это будет не очень хорошей идеей.

Я заметил, что никогда не читал и не слышал каких-либо его комментариев на эту тему, ни в связи с его творчеством, ни в связи с гедонизмом.

– Я никогда не хотел, чтобы это влияло на музыку, – сказал он, – поэтому предпочитаю оставить вопрос открытым.

Когда я надавил сильнее, он сказал:

– Очевидно, очень важно не оставаться вот таким, – он обвел рукой свою трезвую мину, – все время. Музыка и сама по себе пьянящая, но алкоголь – просто ужасно неподходящее средство для того, чтобы добиться необходимых изменений…

– А что будет лучше алкоголя? – настаивал я.

– О, ну, не знаю, наверное, какое-нибудь рецептурное средство.

– Что, «прозак»? – пошутил я, но дальше Йорк на эту тему разговаривать не пожелал.

Собственно, он и по любым другим дорогам, ведущим к рок-н-ролльным эксцессам, не заходит особенно далеко.

Йорк – давний вегетарианец, он «перестал есть мясо в начале девяностых – гастроли просто убивали мое пищеварение».

Еще пришлось отказаться и от курения самокруток.

– Они уничтожали мой голос. Я где-то половину концерта выдерживал, а потом срывался.

Но Йорк с удовольствием рассказал, что когда-то напивался в дрова «Укусом змеи».

– Когда я впервые попробовал этот коктейль, на следующий день пришлось идти к врачу, потому что у меня все еще двоилось в глазах, и он сказал, что это алкогольное отравление.

Затем он, впрочем, признался, что и запои тоже остались в прошлом. Практикуя подобную сдержанность, Йорк, похоже, вошел в дом здравого смысла, вместо того чтобы броситься к иллюзорному дворцу мудрости, пристанищу «настоящих звезд».

До боли рассудительный парень.

Мы прошли по дорожке между колледжами Мертон и Корпус-Кристи и вышли на зеленую лужайку Крайстчерча, и я начал чувствовать себя отчасти похожим на богемного Себастьяна Флайта из «Возвращения в Брайдсхед» Ивлина Во. Йорк выглядел настолько плюшевым и асексуальным, что вполне мог сойти за Алоизия, игрушечного мишку Флайта. А как же групи, хитро спросил я: они разве не были частью вашей мечты о рок-звездности, когда вы бренчали на гитаре в спальне? Йорк громко расхохотался.

– Ха-ха, слушай, дружище, такого не было. Я просто жадный собственник: если я вижу, как это делает кто-то другой, я сам не хочу так делать. Вот так все просто. Помню, один раз я был на церемонии Brits Award, Oasis там делали то, что обычно делают Oasis, и все было очень забавно, и все веселились и терпели. А я после этого захотел сделать что-то совершенно, блин, противоположное. Я просто такой.

Чисто английская застенчивость Йорка распространялась и на разговоры о деньгах. Я полагаю, у него сейчас целая куча бабок?

– Ну, не так много, как вы наверняка думаете, но немало, да.

– Но ваш образ жизни предусматривает довольно большие расходы, правильно?

– Мне кажется, я трачу чуть больше, чем хотелось бы. Но это все из-за двух приобретенных домов.

– Вы не кидаетесь деньгами направо и налево, вы не из таких людей, да?

– Я почти патологическая противоположность. Звоню банковскому менеджеру даже для того, чтобы спросить, можно ли мне купить Mini.

– Он смеется?

– Ага.

– А вы их отдаете?