Радуга

Когда Тамошюс Пурошюс получил приглашение явиться в участок, душа у него сразу в пятки ушла. Однако, войдя в участок и увидев напыщенного и величественного Флорийонаса, малость успокоился. Этот юнец вроде бы не слишком опасен. Тютя по сравнению с братом Юлийонасом, черты лица которого Пурошюс сразу же разглядел и вспомнил взгляд из темноты, когда тот, схлопотав обухом топора по затылку, оглянулся через плечо... Своим глазам не поверил, что Пурошюс может решиться на такой шаг. Бедняга. Головастый, но несчастный. Может, его братец счастливее? Дуракам, говорят, везет.

— Добрый вечер, господин начальник.

— Добрый, добрый... А по-католически здороваться не умеешь?

— Распятия на столе не замечаю. Прежний начальник безбожником был... А вы еще не успели, наверное, за хлопотами повесить?

— Бога, уважаемый, мы должны почитать не столько на стене, сколько в сердце у себя и других.

— А как же увидишь, в чьем сердце он пребывает, господин начальник?

— Ты лучше мне ответь, когда исповедовался?

— На похоронах вашего предшественника господина Мешкяле. И причастие и молитву святую пополам поделил — за господина Балиса и за вашего братца. Не выпало счастье и не представилась возможность на его похоронах участвовать. Господин Страйжис в свой автомобиль не пригласил, а пешком идти поленился, хотя и хотелось. Веселый был человек господин Юлийонас, только очень неосторожный, дай боже ему царствие небесное.

— А кто тебе это говорил?

— Он сам как-то во сне мне жаловался. А вам господин Юлийонас еще не открыл тайны своей смерти? Слыхал я, что к вам он тоже во сне наведывается. Было бы любопытно опытом ночей поделиться.

— Спасибо, господин Пурошюс, за ваше доброе сердце. Мне брат недавно ночью сказал лишь одно, что эту загадку я смогу разгадать лишь с вашей помощью.

— Передайте ему в другой раз, господин начальник, привет от Пурошюса и от души поблагодарите за доверие.

— Кончим шутки! — рявкнул Флорийонас, бухнув кулаком по столу.

— Не я, а вы начали. И прошу голос на меня не повышать! Я вам не собака, господин начальник.

— Ты был сотрудником моего брата.

— Был. И что с того?

— Ты обязан знать, кто сегодня ночью стрелял в мое окно.

— Не знаю и знать не хочу.

— Почему?

— Рад, что сам ношу голову на плечах.

— Не лукавь. Ты опять замечен в тесной дружбе с босяками.

— А что? Они не люди? Кто мне может запретить?

— Откуда деньги берешь, чтоб пьянствовать да в долг давать? Насколько мне известно, уже некоторое время ты не занимаешься полезным обществу трудом!

— Разбойничаю, господин начальник. В этом году в день врунов Блажиса, вечный ему упокой, обчистил, в будущем году в этот же день — господина Крауялиса цапну за глотку. Попробуй поймай — премию получишь.

— Перестань меня дразнить!

— А вы перестаньте в моих карманах шарить. Кошелек и совесть мне одному принадлежат, пока я на свободе по земле гуляю. С кем хочу, с тем пью, кто нравится, тому в долг даю. Такой мой ответ.

— Значит, не желаешь со мной сотрудничать?

— Не желаю. Пусть у вас служат те мудрецы, которые уже успели очернить Тамошюса Пурошюса. А я уж как-нибудь проживу честно... на свои сбережения и трудом рук своих.

— Грубишь мне. Позволял ли таким тоном разговаривать с моим братом, да будет земля ему пухом?

— Конечно, нет. Потому и обманул он меня, как последнего осла.

— Еще новость!

— А как же?! Выгнал меня из казенной службы, чтобы я приобрел доверие среди населения, обещал через ксендза викария устроить меня звонарем у настоятеля Бакшиса, и нате!.. Смеется теперь господин Юлийонас у трона господня, что его братец Тамошюса Пурошюса, ставшего безработным, считает вором и убийцей.

— В нашем деле каждый допрашиваемый подозрителен, господин Пурошюс.

— Каждый подозрителен, но не каждый за хвост пойман. Еще не родился такой человек, господин Заранка, который бы Тамошюса Пурошюса объегорил.

— Я вижу, вам ума не занимать.

— Мне от этого не легче.

— А если бы я попробовал сдержать обещание своего брата Юлийонаса? Была бы надежда снова завоевать ваше доверие и получить помощь в работе?

— А почему бы нет? Возлюби ближнего своего, как самого себя. Рука руку моет, господин начальник.

— Очень хорошо, господин Пурошюс. Поэтому просим вас не дремать. Я сделаю все, что смогу.

— Там видно будет. Спокойной ночи.

— Я серьезно, господин Пуропиюс.

— И я не шучу, господин Флорийонас. Если в звонари просунуть не удастся, протолкните в ризничие. Мне на мистрантуру наплевать. За одну ночь вызубрю эту латынь. Запомните, Тамошюс Пурошюс мастер на все руки.