Радуга

Но едва увидела Розалия дочку Блажиса, как сразу прошла охота с ней говорить... Микасе была очень уж толста, очень уж веснушчата и очень уж злобно зыркала. Розалия сразу догадалась, какую болезнь девка подцепила, и от дурных предчувствий ноги у нее подкосились. Ах вот почему Микасе давным-давно в костеле не видать? Ах вот почему Рокаса силой не загонишь на хутор Блажиса, хотя он там шубенку оставил!..

— Мне все известно, — сказала Микасе, не дав Розалии рта раскрыть. — Как тебе угодно, тетенька, или пускай Рокас к нам вернется, или поплатится он за мою испорченную юность.

— Ведьма! Подловила моего несовершеннолетнего сыночка и теперь сожрать хочешь?

— Сожру. И ещё посмеюсь, когда сожру. Мой папаша во сне велел мне так поступить. Я доказала на Рокутиса! Я... Моя теперь над ним воля, над этим вором и убийцей проклятым!

— Ах, чтоб ты подавилась, вековуха косоглазая, во время рождественского поста! Не бывать тому! Не видать тебе моего сыночка! — и Розалия сунула кукиш под нос Микасе.

— Вон, блудливая сука, мамаша потаскунов и разбойников! Вон! Выйдет тебе боком мое приданое!

— Вон! — завизжала и старуха, выскочив из-за печки с помелом.

Розалия с такой силой хлопнула дверью Блажисов, что стекла из окон посыпались и Саргис, юркнув в конуру, жалобно заскулил, будто во время солнечного затмения или в страшную грозу, а коровы в хлеву замычали...

Как Розалия домой прибежала, сама не помнит. Очнулась только, когда схватила своего Рокаса за вихры и принялась хлестать по щекам в надежде, что тот будет отпираться и оправдываться. Но Рокас будто воды в рот набрал. Значит, виноват! Значит, не оставалось другого выхода — только отпустить его. Ведь не убьешь родного сына за первую ошибку. Чтоб ты в гробу перевернулся, Бенедиктас Блажис! Не удастся тебе свою дочку сыну Умника Йонаса подсунуть! Снись на здоровье своей дочке! Руки коротки да язык закоченел...

Поэтому собрала Розалия остатки летних заработков Рокаса и мужа, завязала в носовой платок, сняла с крюка выцветшую котомку Йонаса, с которой тот обычно в Жемайтию ходил. Сунула в него все белье да носки Рокаса, полкаравая хлеба, брюкву, горсть соли и сказала:

— Езжай в Вильнюс! Сегодня же вечером! Такого гулящего жеребца дома держать не стану. Ищи заработка. Вильнюсу литовцы нужны. Не пропадешь. Три года до армии протянешь. А потом — как бог даст...

— А когда приеду, куда податься? — спросил Рокас, бледный, со слезами на глазах.

— К святой Деве Островоротной. Прежде всего! Она тебя не обманет. Она, говорят, из всех святых самая хорошая! — крикнула Розалия и, взяв Рокаса за плечи, вытолкнула в дверь, поцеловав в сенях, да велела поторопиться, чтоб не опоздать на вечерний поезд.

Вернувшись в избу, поцеловала Каститиса и, захлебываясь слезами, простонала:

— Господи, не завидуй его счастью.

Не ошиблась Розалия, приняв такое поспешное решение. Под вечер следующего дня в избу ввалились Микас и Фрикас под руководством самого Заранки:

— Где сын ваш, Рокас?

— Уехал.

— Куда?

— В Ригу.

— Зачем?

— На заработки.

— Не ври, госпожа Чюжене.

— Во имя отца и сына... К своему родному брату Казису.

— Адрес?

— А я откуда могу знать?

— Не хитри, старая ведьма.

— Язык не распускай, сопляк! Палку возьму.

Перевернул Заранка с обоими своими подчиненными избу Чюжасов вверх тормашками. Ничего не обнаружив, потребовал отдать винтовку сына, из которой тот в людей по ночам стрелял. Умник Йонас испуганно пожимал плечами и молчал, а Розалия злобно хохотала:

— Откуда ты взялся такой, кавалер? Как гром среди ясного неба! Если умом господь обидел, мой Йонас может тебе одолжить. У нас этого добра пруд пруди. Дай боже нам хлеба насущного, а нашему Рокасу доброго заработка у братьев латышей. Обвиняй Сметону, а не нас, что в такую даль ему приходится тащиться за куском хлеба.

— Я тебе посмеюсь, гадюка!

— Такой молодой и такой нервный, начальник! Не пора ли супругу завести? Могу сосватать!

— Ты меня еще попомнишь!

— Блажисову Микасе, например. Девка — хоть стой, хоть ложись! Богатая и косоглазая. И тебе будет хорошо, и чужие приставать не станут. Жить будешь, как в раю. Если мне не веришь, можешь своего братца во сне спросить. Он в прошлом году, слыхали, сватал ее господину Мешкяле, вечный ему упокой... Жалко, обженить их не успел — девка-то с брюхом осталась. Иди на готовенькое! Послушайся меня! Спаси плоть и кровь Бенедиктаса от позора. Он в долгу не останется, золотыми головешками из преисподней отвалит...

— Смеется тот, кто смеется последним!

— Смотри, ирод, чтоб пупок у тебя не развязался!

Той ночью кто-то выстрелил в окно господина Заранки.

10