Радуга — дочь солнца

— Значит, доходим собственным умом? Правильно, надеяться нам не на кого. А поучиться у других не мешало бы. Хотя бы вот у твоего предшественника господина Гофмана. Между прочим, он считается видным специалистом. Но в его книге для нас мало интересного. Он в основном доказывает, что в недрах России таятся несметные богатства. Делает это он, конечно, не без умысла. И этот умысел нам понятен. А вот зачем он остался в России в такое тревожное время, пока неизвестно. Как думаешь, Иван, зачем?

— Не знаю.

— Я тоже не знаю. Во всяком случае, сидит у себя в особняке и выжидает. Ну что же, пусть пока сидит. А особняк у него скоро отберем. Миронов собирается там народный дом устроить.

У Ивана слипались глаза. Голову тянуло книзу. Александр Иванович встал и положил руку ему на плечо.

— Ну, — неожиданно весело сказал он, — поглядим на твою плавку — и спать.

2

— Везут! Везут!

Все, кто стоял у ворот мартеновского цеха, бросились через заваленный дровами пустырь к прокатным станам, откуда с металлическим звоном двигалась подвода. На полпути остановили лошадь и мигом окружили старенькую телегу, на которой, матово поблескивая, лежал широкий лист стали. Машинист паровоза Тимофей Реудов, который вызвался вести бронепоезд против белых, постучал заскорузлым пальцем по краю листа и удовлетворенно крякнул:

— Вот в такой одежке нам никакие беляки не страшны.

Тимофей скрестил на груди руки с засученными рукавами и стал внимательно обозревать телегу. Руки у него были большие, загорелые и казались ребристыми от набухших вен.

— Давай, ребята, поднимай! — весело крикнул Иван, поворачиваясь к телеге и подставляя спину под стальной лист. — Вот так. Теперь пошли.

Было видно, как вздулись у Ивана мускулы и выгнулась грудь. Тяжело ступая, он направился в сторону шлакового отвала.

Рядом семенил Афоня, беспрерывно оглядываясь и улыбаясь беззубым ртом, от чего его дряблое лицо собиралось в сморщенный комочек. Сзади чинно выступали мартеновцы, прокатчики и все те, кто считал отправку бронепоезда своим кровным делом. Афоня, подбегая то к одному, то к другому, хвастливо уверял:

— Я говорил, что без французов управимся. Слава богу, тоже не лыком шиты. Насмотрелись на их секреты, сами колдовать умеем.

Шедшие сзади не разделяли восторгов Афони. Шли молча, ждали результатов проверки.

— Афоня! — закричал из-под листа Иван. — Бери у меня в кармане наган, стреляй в спину.

Афоня испуганно попятился.

— Разве я контра какая, в тебя стрелять буду?

— Стреляй, я тебе говорю! — озорно подзадоривал Иван, а сам уже тяжелым нащупывающим шагом подходил к шлаковой насыпи.

Здесь стальной лист привалили к высокой куче шлака. Иван потер ладони, на которых остались красные полосы, и дружелюбно улыбнулся:

— Отойдите, товарищи, а то отскочит рикошетом, — и потянул из кармана старый наган с истертой рукояткой.

Рабочие попятились, Иван отступил на два шага и выстрелил. Ровная круглая дырка засияла в верхней части листа.

— Вот тебе и рикошет, — проворчал Тимофей Реудов и провел по бороде шершавой ладонью.

Афоня сконфуженно чесал затылок и смотрел в сторону, словно его совсем не интересовало происходящее. А кузнец Петр Лучинин для чего-то разъяснял:

— Вот и у Лесснера на заводе пулеметные щитки так проверяли. Если дыра — не годен, если белое пятнышко — хорош.

Несколько минут Иван стоял неподвижно, держа наган в опущенной руке. Потом присел на корточки и долго смотрел на лист нелюдимым и обреченным взглядом.

А за его спиной слышались возгласы:

— Да, брат, продырявило.

— В такой одежке много не навоюешь.

— Французы, те наукой пользовались, а мы что? На ура хотели взять.

Иван медленно выпрямился, и все испуганно на него поглядели — так сильно переменилось его лицо. Ни на кого не глядя, он круто повернулся и стремительно зашагал в цех. Стоявшие у листа видели, как он на ходу засовывал и никак не мог засунуть в карман револьвер.

3

Неизвестно, что произошло в душе Ивана Краюхина, но по тому, как он подошел к печи, по взгляду, которым он следил за тем, как бегали с лопатами вспотевшие рабочие, было видно, что крепко уперся человек в какую-то невидимую преграду и либо собьет ее и попрет вперед, либо расшибет собственную голову.

Незаметно, словно крадучись, подошел Афоня. Привычно потянулся к заслонке, заглянул в пустую печь, обшаривая глазами раскаленную подину и темным пятном выделяющееся выпускное отверстие. Афоня смотрел так долго, что у него накалились очки и жгли лоб, но он не отступал, ждал, не уйдет ли рассерженный начальник. Тогда можно браться за дело. Иван не уходил. Снял пиджак, аккуратно повесил на железный штырек напротив печи, подошел и крепко взял в руки лопату. В стороне у нагруженных вагонеток ожидали катали. Ни с того ни с сего Афоня закричал на них:

— Чего встали? Вываливайте шихту!

Деревянные ящики мигом полетели с вагонеток. По железным листам зазвенели куски металла. Иван поплевал на руки и, словно охапку сена, подцепил целую кучу маслено поблескивающей стружки.

— Давай, ребята, давай, не отставать! — покрикивал преобразившийся Афоня.