Рафаэль

Я научилась делать это мягко, когда речь шла о людях, которых я знала, чтобы не врываться к ним в душу с ноги. Ненароком я уже получала воспоминания, мысли и эмоции — это было с теми, кто наслаждался энергетическим оргазмом. Они приветствовали эту силу — это был их сознательный выбор, хотя Жан-Клод поделился со мной воспоминаниями о том, как Белль Морт могла заставить ощутить удовольствие и против воли — это было метафизическое изнасилование. Я очень старалась не делать ничего подобного. Жан-Клод научил меня скользить и парить, как на крыльях, над энергией тех, от кого я питалась — кормиться, но не слишком рьяно, и не погружаться глубоко. Передо мной замелькали лица, чья-то рука протянулась, чтобы коснуться меня, другая попыталась отмахнуться, но никто не мог полностью избавиться от меня, потому что Рафаэль отдал их мне. Пусть я и оседлала эту чудесную энергетическую волну, которая подталкивала меня вверх, словно я и правда могла летать, выплескивая полученное, как золотистую магию, по всем каналам, которая соединяла меня с теми, кто был связан с моей силой, во мне все-таки осталось достаточно осознанности, чтобы понять, почему они нас боялись. В какой-то момент я вдруг наткнулась на кого-то, от кого не смогла покормиться, как будто какой-то камень попался мне в потоке этой силы, и я поступила так, как поступает вода: обогнула этот камень и двинулась дальше, к другим лицам, телам и различным эмоциям — от радости до счастья, — удерживая себя, чтобы не пожирать эти чувства, и ко мне начали подниматься лица, озаренные весельем и принятием, и это был лучший пир из всех, потому что они делились со мной своей энергией. Делиться мне нравилось больше, чем забирать. Я прошла тысячи и тысячи людей, а потом вернулась обратно, как возвращается океан, отступая от берега, и снова напоролась на этот камень, который не могла поглотить. Я застыла, как если бы океан мог застыть, напоровшись на одну-единственную гальку. Что это было? Кто это? Я толкнулась в этого кого-то, сконцентрировала на нем всю свою силу… ему было слегка за двадцать, симпатичный, приятные черты лица, светло-коричневая кожа и серо-зеленые глаза. Не будь у меня для сравнения микиных глаз, я бы назвала их экзотичными. Их взгляд был высокомерным, непокорным, яростным, но подо всем этим был… страх и… что-то… что-то еще. Я нырнула глубже в эти лесисто-зеленые, туманно-серые глаза, встретила их взгляд и поймала это что-то. Энергия Гектора, потому что это был именно он, пульсировала, пытаясь оттолкнуть меня, пытаясь защитить что-то от меня, от нас — я не очень понимала, от кого, но это не имело значения. Энергия была горячей только сверху, как глазурь на торте, а то, что лежало под ней, казалось холодным — гораздо холоднее оборотня. Гектор попытался вытолкнуть нас наружу, и ему почти удалось подтолкнуть нас к поверхности. Мы вернулись обратно, глядя ему в лицо, и его глаза были как лес и туман, и вдруг они наполнились коричневым светом — таким темным, что он казался почти черным, как если бы лес накрыла ночь и начала пожирать его. Гектор был moitié bête мастера вампиров. Мастера, который не принадлежал к вампирам Жан-Клода.

10

— Как это вообще возможно, чтобы мастер вампиров умудрился полностью скрыть от нас свое присутствие? — Спросила я, направляясь к изножью кровати Жан-Клода.

Я пришла к нему за сочувствием и обнимашками, а также для того, чтобы попутно обсудить мерзкий сюрприз, который подложил нам Гектор. Однако я не могла залезть на кровать, чтобы получить свою дозу комфорта, потому что вместе с Жан-Клодом там уже находился Ашер, а он не был в моем списке для обнимашек. Поскольку Жан-Клод мог ощущать большую часть моих эмоций, если только мы не закрывались друг от друга щитами сильнее, чем обычно, он знал, что я хочу обниматься, но не стал приближаться ко мне сам и не велел Ашеру подвинуться, что меня выбесило. Я и так была напугана. Гнев был не лучшей добавкой к этому состоянию.

Жан-Клод устроился на огромной, сделанной на заказ кровати, и наблюдал за мной. На нем был один из его любимых халатов — черный с оторочкой из черного меха. Это был также и мой любимый халат из числа тех, что у него были. Есть что-то особенное в том, как смотрится его абсолютно белая кожа на груди в обрамлении черного меха, с которым его черные кудри смешиваются до такой степени, что местами уже трудно сказать, где кончается одна тьма и начинается другая. Жан-Клод распахнул халат достаточно, чтобы я могла видеть бледно-коричневный ожог в форме креста у него на груди. Он сделал это намеренно, зная, как сильно я наслаждаюсь этим видом, и это выбесило меня еще больше.

— У нас тут чрезвычайная ситуация, Жан-Клод, или ты не почувствовал вампирского мастера, который цепляется за Гектора?

— Ты знаешь, что почувствовал.

— Тогда почему ты не паришься по этому поводу?