Раффлс, взломщик-любитель

– Он не опасен до рассвета, если ему кто-нибудь вдруг не вызовет врача, – сказал Раффлс. – Не думаю, что нам бы удалось его поднять, даже если бы мы попытались. Как думаешь, сколько я выпил этой дряни? Около столовой ложки! Я предполагал, чем она является, но не смог устоять перед соблазном проверить это. В ту минуту, когда я в этом убедился, я переклеил этикетку и поменял бутылки местами. Остаться и посмотреть представление в мои планы не входило, однако уже через минуту я едва мог открыть глаза. Я понял, что на полном серьезе отравился каким-то очень хитрым препаратом. Если бы я рискнул покинуть дом в таком состоянии, мне пришлось бы либо бросить трофеи, либо быть найденным в канаве, спящим прямо на награбленном. Так или иначе, но меня схватили бы, и кто знает, чем бы все тогда закончилось.

– И ты позвонил мне!

– Это было моим последним блестящим озарением – нечто вроде вспышки в мозгу перед наступлением темноты. Впрочем, я вспоминаю все довольно туманно. Я тогда был словно во сне.

– Теперь я понимаю, почему у тебя, Раффлс, был такой голос.

– Я даже не вспомню, что я тебе тогда говорил или что было в конце, Банни.

– Ты рухнул, так и не договорив.

– Только не говори, что ты услышал это по телефону.

– Я слышал все так, словно мы находились в одной комнате, но я подумал, что это Магуайр застал тебя врасплох и отправил в нокаут.

Я никогда не видел Раффлса более заинтересованным и впечатленным, однако в тот момент его улыбка стала другой, взгляд смягчился, и я обнаружил, что он взял меня за руку.

– Ты так подумал и при этом пулей ринулся сюда, чтобы сразиться с Барни Магуайром за мое тело! Самому Давиду было бы до тебя далеко, Банни!

– В этом не было моей заслуги. Дело в другом, – ответил я, вспомнив свое безрассудство и свою удачу и признавшись и в том, и в другом. – Ты помнишь старину Свиггера Моррисона? – спросил я, заканчивая свое объяснение. – Я ужинал с ним у него в клубе!

– Мне все равно, – сказал Раффлс. – Хорошо же ты поужинал! In vino veritas[81], Банни, а твоя отвага не нуждается и в нем! Впрочем, в ней я не сомневался и никогда не усомнюсь. И я полагаюсь лишь на нее, если мы хотим выбраться из этой передряги.

При этих словах я, должно быть, изменился в лице, потому что моя душа ушла в пятки. Я-то думал, что из передряги мы уже выбрались и что нам оставалось лишь незаметно выбраться из дома. Что могло бы быть проще? Однако теперь, стоя на пороге комнаты, в которой лежали трое спящих, и глядя на Раффлса, смотревшего на меня, я осознал весь масштаб вставшей перед нами настоящей проблемы. Она была двойной, и самое забавное, что я и сам видел обе стороны этой дилеммы еще до того, как Раффлс пришел в себя. Просто после того, как он полностью очнулся, я перестал задумываться об этом сам, будучи не в силах больше нести груз, свалившийся на плечи нам обоим. Это был бессознательный отказ от ответственности, инстинктивная дань уважения лидеру, и, стоя там и видя эту проблему в его глазах точно так же, как он видел ее в моих, я почувствовал стыд.

– Если бы мы просто смылись, – продолжил Раффлс, – тебя бы обвинили как моего сообщника и, схватив тебя, сразу же нащупали бы ниточку, тянущуюся прямо ко мне. Они не должны схватить ни одного из нас, Банни, или они схватят обоих. То же самое касается и меня!

Я возразил, сказав, что он просто хочет меня ободрить.

– Для меня все довольно просто, – продолжал он. – Я – обычный взломщик, и я сбежал. Моего лица они не видели. Но им известно, кто ты такой. Как же ты позволил мне сбежать? Что с тобой произошло, Банни? В этом вся загвоздка. Что могло случиться после того, как они все заснули?

Примерно с минуту Раффлс то хмурился, то улыбался подобно автору бульварного детектива, выдумывающему сюжетную интригу. Затем внезапно на него снизошло озарение и он словно преобразился.

– Я понял, Банни! – воскликнул он. – Ты сам выпил этой дряни, хотя, разумеется, не так много, как они.

– Блестяще! – вскричал я. – Они и правда настаивали в конце на том, чтобы я выпил с ними, и я ответил, что выпью только самую каплю.

– Ты, в свою очередь, тоже заснул, однако, разумеется, пришел в себя первым. Я сбежал, а со мной – золотой слиток, пояс с драгоценными камнями и серебряная статуэтка. Ты пытался разбудить остальных. Но у тебя ничего не получилось – не получилось бы, даже если бы ты и вправду попытался. Так что же ты сделал? Какую единственную невинную вещь ты мог сделать в таких обстоятельствах?

– Пойти за полицией, – предположил я с сомнением, не слишком радуясь подобной перспективе.

– Для этого здесь есть телефон, – сказал Раффлс. – Я бы на твоем месте позвонил ей. Не бойся так, Банни. Они едва ли не самые чудесные ребята на свете, и твоя ложь будет просто микробом на фоне тех верблюдов, которых я им скармливал без соли. Это действительно одна из самых убедительных историй, которые только можно вообразить, но, к сожалению, есть еще один момент, который также потребует объяснений.

Я кивнул, заметив, что Раффлс выглядит очень серьезным.