– А ваш разговор, случайно, не оборвался внезапно? – спросил секретарь, потянувшись за бутылкой, стоявшей на восьмиугольном столе, за которым мы втроем сидели.
– Совершенно внезапно! – ответил я. – Я даже не успел понять, кто мне звонит. Нет, спасибо. Мне наливать не нужно.
– Что?! – вскричал Магуайр, неожиданно подняв сонную голову. – Вы не выпьете в моем доме? Давайте же, молодой человек. Будьте хорошим мальчиком.
– Но я уже ужинал, – убеждал его я. – И уже хлопнул своего. Правда.
Барни Магуайр с силой грохнул по столу.
– Ты и правда мне нравишься, сынок, – сказал он. – Но ты перестанешь мне нравиться, если не будешь хорошим мальчиком!
– Ладно, ладно, – согласился я поспешно. – Но только на один палец, раз уж на то пошло.
Секретарь налил мне примерно на два.
– Почему это должен был быть ваш друг Раффлс? – без тени смущения возвращаясь к обвинительному тону, спросил он после того, как Магуайр, проревев «Пей!», вновь начал клевать носом.
– Я тогда еще толком не проснулся, – ответил я. – Так что он был первым человеком, пришедшим мне на ум. У нас обоих есть телефон. И мы заключили пари…
Я уже прикоснулся к бокалу губами, однако сумел поставить его на стол, не выпив ни капли. Магуайр сидел склонив голову и приоткрыв рот, его огромная нижняя челюсть прижалась к расстегнутому воротнику. Особа в блестках крепко спала в причудливом кресле.
– Пари о чем? – послышался дрогнувший от неожиданности голос.
Секретарь моргнул, допивая содержимое своего бокала.
– Как раз о том, что вы только что нам объяснили, – сказал я, пристально глядя на собеседника. – Я был уверен, что это ловушка, однако Раффлс полагал, что речь о чем-то другом. Мы чуть не поскандалили, споря об этом. Раффлс настаивал, что это не ловушка. В итоге мы заключили пари. Я поставил деньги на то, что это ловушка. Раффлс поставил их на то, что это что-то другое. И Раффлс оказался прав: это не была ловушка в привычном смысле слова. Но она оказалась ничуть не хуже. Ничуть. И в нее попались все до единого, исключая меня!
Последнюю фразу я произнес, понизив голос, хотя с тем же успехом я мог бы ее и прокричать. Я повторял ее вновь и вновь, чтобы увидеть, заставит ли секретаря открыть глаза эта намеренная тавтология. Было похоже, что она возымела обратный эффект. Его голова упала на стол, а он даже не вздрогнул от удара. Не дернулся он и тогда, когда я уложил его голову на его же собственные раскинутые руки. Магуайр сидел прямо, однако его челюсть по-прежнему была прижата к воротнику. Особа в блестках, полулежа в причудливом кресле, мерцала каждый раз, когда ее пышные формы вздымались при вздохе. Все трое спали здоровым сном. Я не знал, была ли тому причиной случайность или же чей-то умысел, однако не стал тратить время на выяснение этого – сомнений в том, что они заснули, быть не могло.
Наконец я мог обратить свое внимание на Раффлса. В этом заключалась оборотная сторона медали. Раффлс по-прежнему спал столь же крепко, как и наши враги, во всяком случае, именно этого я поначалу и опасался, когда, начав его осторожно тормошить, не получил никакой реакции. Я стал трясти его сильнее. В ответ он что-то невнятно пробормотал. Тогда я схватил его за запястье и с силой сжал. Раффлс болезненно вскрикнул. Однако прошло еще немало полного напряженного ожидания времени, прежде чем его моргавшие глаза сумели узнать мои.
– Банни! – сказал он, зевнув. Больше Раффлс не произнес ни слова, пока не вспомнил, где он находится. – Значит, ты пришел за мной, – продолжил он тоном, поразившим меня своей теплотой и благодарностью. – Я в тебе не сомневался! Они уже здесь? Значит, могут прийти в любой миг, но ты это и сам знаешь. Нельзя терять ни минуты.
– Не придут, старина! – прошептал я.
Раффлс сел на полу и увидел неподвижную троицу собственными глазами.
Похоже, увиденное удивило его меньше, чем меня, озадаченного свидетеля процесса. И я никогда не видел ничего столь торжествующего, как улыбка, озарившая его черное от сажи лицо. Похоже, для Раффлса произошедшее не было ни неожиданностью, ни поводом для замешательства.
– Сколько они выпили, Банни? – наконец шепотом спросил он.
– Магуайр налил себе на добрых три пальца, а остальные – минимум на два.
– Тогда нам не нужно ни говорить шепотом, ни ходить на цыпочках. Ох! Мне снилось, что кто-то пинал меня под ребра, и полагаю, что это было наяву.
Он встал, держась за бок и морща от боли свое лицо трубочиста.
– Думаю, ты и так догадался, кто из них тебя пинал, – сказал я. – И эта тварь получила по заслугам!
Я потряс кулаком перед неподвижным лицом самого жестокого громилы своего времени.