Меньше суток назад Барни Магуайр провел свой первый бой на британской земле. Разумеется, после боя он уже не был тем человеком, которым был во время предшествовавших ему изнурительных тренировок. Насколько я понимал, подобные ему мерзавцы никогда не бывают более рассеянными или менее способными защитить себя и свое добро, чем в полные пьяного разгула первые часы после боя, на которые и рассчитывал неизменно предусмотрительный Раффлс. И этот ужасный Барни точно не вел бы себя сдержанно после победы, которая отнюдь не была бескровной. Тогда что же мог означать этот зловещий, тошнотворный стук? Мог ли он быть решающим ударом, нанесенным самому чемпиону одним из его кубков? Раффлс был на такое более чем способен, однако, судя по его речи во время телефонного разговора, просто не был в состоянии это сделать.
И все же… Что еще могло произойти? Я вновь и вновь возвращался к этому вопросу, пока одевался и ехал в кэбе на Хаф-Мун-стрит. Ни о чем другом я думать не мог. Человек должен понимать, с чем ему предстоит столкнуться, прежде чем искать решение. Я до сих пор иногда содрогаюсь от мысли о том, сколь безрассудно прямым способом я решил получить эту информацию. Я доехал до самой двери дома боксера. Как вы, наверное, помните, вечером я ужинал со Свиггером Моррисоном в его клубе.
Наконец я примерно понял, что мне нужно будет говорить, когда дверь откроют. Казалось вполне вероятным, что причиной трагического окончания нашего телефонного разговора стали внезапный приход Барни Магуайра и неожиданное насилие с его стороны. В этом случае я был готов сказать, что мы с Раффлсом заключили пари насчет ловушки для взломщиков и я пришел, чтобы увидеть, кто из нас победил. В тот момент я еще не решил, говорить ли мне, что Раффлс разбудил меня телефонным звонком. В случае же, если я был неправ насчет Магуайра и он вообще не приходил домой, мои действия будут зависеть от того, что за слуга откроет дверь в ответ на мой нетерпеливый звонок. Однако Раффлса я должен был спасти так или иначе.
У меня оказалось больше времени на принятие решения, поскольку в дверь я звонил без толку. И действительно, коридор был погружен во тьму, однако, заглянув в щель почтового ящика, я заметил слабый лучик света, тянувшийся из дальней комнаты. Именно в этой комнате Магуайр держал свои трофеи, и именно в ней он установил ловушку. В доме все было тихо. Могли ли они оттащить нарушителя на Вайн-стрит[79]
за те короткие двадцать минут, которые ушли у меня на то, чтобы одеться и приехать сюда? От этой мысли меня охватила паника. Но когда я в отчаянной надежде позвонил в дверь еще раз, все сомнения и неопределенность были развеяны самым неожиданным образом.Со стороны Пикадилли тихо подъехала карета. К моему ужасу, она остановилась прямо за моей спиной как раз в тот момент, когда я смотрел в щель почтового ящика, и из нее выскочил всклокоченный боксер с двумя спутниками. Теперь попался уже я. Прямо напротив двери стоял фонарь, и я до сих пор вижу, как эта троица рассматривала меня, стоящего в его свете. Перед боем боксер хотя бы выглядел прилично, насколько это было возможно для такого задиры и хвастуна, но теперь у него под глазом был фингал, губа была раздута, а шляпа съехала набекрень. Его спутниками были болезненного вида маленький секретарь-янки, чье имя я и правда забыл, но которого встречал вместе с Магуайром в боксерском клубе, и чрезвычайно светского вида особа, явно знавшая толк в платьях, мерцавших блестками.
Я не смогу ни забыть, ни передать те выражения, в которых Барни Магуайр поинтересовался у меня, кто я такой и что я здесь делаю. Однако благодаря гостеприимству Свиггера Моррисона я быстро напомнил ему о нашей недавней встрече и еще о чем-то, чего потом уже не мог вспомнить.
– Вы должны помнить Раффлса, – сказал я, – если не помните меня. Давеча вы показывали нам свои трофеи и приглашали нас заглянуть к вам после боя в любое время дня и ночи.
Я собирался добавить, что ожидал, что Раффлс прибудет сюда раньше меня, чтобы мы смогли разрешить наше пари насчет ловушки. Однако неловкое молчание было прервано самим Магуайром, чей грозный кулак превратился в руку, пожимавшую мою с простецкой сердечностью, в то время как вторая с силой хлопала меня по спине.
– Так вот оно что! – воскликнул он. – А я-то принял тебя за какого-то треклятого проходимца. Теперь-то я тебя точно вспомнил. Не заговори ты сразу, я б тебе лицо расквасил, сынок. Точно говорю! Входи же, и выпьем за… всю эту чертовщину!
Секретарь повернул ключ в замке – но лишь для того, чтобы Магуайр тут же оттащил его за воротник, увидев, что из дальней комнаты на перила узкой лестницы падает свет.
– Свет в моей берлоге, – произнес Магуайр грозным шепотом. – А чертова дверь открыта, хотя ключ у меня в кармане и мы оставили ее запертой! Вот где проходимцы. Черт возьми, как же мне хочется, чтобы мы взяли одного живым! Леди и джентльмены, ждите здесь, а я схожу посмотрю.