Раффлс, взломщик-любитель

Я как раз выключал свет, когда в соседней комнате начал яростно звонить телефон. Сонный, я вскочил с кровати; еще минута – и меня бы не разбудил никакой звонок на свете. Был час ночи, и вечером предыдущего дня я ужинал со Свиггером Моррисоном у него в клубе.

– Алло!

– Это ты, Банни?

– Да… Это ты, Раффлс?

– То, что от меня осталось! Банни, ты мне нужен… срочно.

Даже по телефону его голос был полон тревоги и страха.

– Что вообще случилось?

– Не спрашивай! Ты не поверишь…

– Сейчас буду. Ты там, Раффлс?

– Не слышу.

– Ты там, приятель?

– Д-да-а…

– В Олбани?

– Нет, нет, у Магуайра.

– Ты не говорил. А где Магуайр?

– На Хаф-Мун-стрит[78].

– Я знаю, где это. Он сейчас там?

– Нет… Еще не пришел… А я попался…

– Попался!

– В ту самую ловушку, которой он хвастался. Поделом мне. Я ему не поверил. Но в итоге я попался… Попался… в итоге!

– После того как он сказал нам, что ставит ее каждую ночь! Ох, Раффлс, что же это за ловушка? Что мне делать? Что принести?

Однако его голос становился тише и слабее с каждым ответом, а в этот раз ответа и вовсе не последовало. Вновь и вновь я спрашивал Раффлса, там ли он, однако ответом был лишь гул в телефонной трубке. Так я и сидел, отрешенно глядя на окружавшие меня четыре надежных стены, с трубкой, все еще прижатой к моему уху. Из оцепенения меня вывел короткий стон, за которым последовал глухой и жуткий звук падения обмякшего человеческого тела.

В совершеннейшей панике я рванулся обратно в спальню и в спешке влез в помятую рубашку и вечерний костюм, лежавшие там, где я их бросил.

Я осознавал, что делаю, не больше, чем понимал, что мне делать дальше, однако позже я заметил, что взял свежий галстук и завязал его даже лучше, чем обычно. Но думать я не мог ни о чем, кроме Раффлса, попавшего в какую-то дьявольскую ловушку, и оскаленного монстра, подкрадывающегося к нему, лежащему без сознания, чтобы убить одним смертельным ударом. Должно быть, я привел себя в порядок, глядя на свое отражение в какой-то стеклянной поверхности. По-настоящему я мог видеть только картины в своем воображении, и они были наполнены ужасающими видениями известного боксера, заработавшего себе как добрую, так и дурную славу под именем Барни Магуайр.

Это было всего через неделю после того, как Раффлс и я познакомились с ним в Имперском боксерском клубе. Чемпион Соединенных Штатов в тяжелом весе, он был все еще опьянен своими кровавыми триумфами по ту сторону Атлантики и трубил на каждом углу, что собирается продолжить свои завоевания. Однако репутация Магуайра пересекла океан раньше него самого, поэтому шикарные отели захлопнули перед ним свои двери и он уже успел снять и роскошно обставить дом на Хаф-Мун-стрит, в котором так до сих пор и не появилось новых арендаторов. Раффлс подружился с этой очаровательной скотиной, в то время как я пребывал в замешательстве от его алмазных запонок, украшенной драгоценными камнями цепочки для карманных часов, восемнадцатикаратного браслета и шестидюймовой нижней челюсти. Я содрогнулся, заметив, что Раффлс с видом невозмутимого знатока тоже любовался его безделушками в своей привычно наглой манере, которая для меня имела двойное значение. Со своей стороны, я бы лучше предпочел заглянуть тигру в пасть. Когда мы пошли к Магуайру домой, чтобы взглянуть на другие его трофеи, мне и впрямь казалось, что мы идем в логово тигра. И это действительно было великолепное логово с ремонтом от одной очень известной фирмы, обставленное просто фантастической мебелью.

Но трофеи удивили меня еще больше. Они открыли мне глаза на менее жестокий аспект благородного искусства, чем те, по которым оно на данный момент известно по правую сторону Атлантики. Помимо всего прочего, нам было позволено подержать инкрустированный драгоценными камнями пояс, которым награждают боксеров в штате Невада, золотой слиток от жителей Сакраменто и сделанную из чистого серебра статуэтку самого хозяина от клуба кулачных боев в Нью-Йорке. Я до сих пор вспоминаю, как, затаив дыхание, ждал, когда Раффлс спросит Магуайра, не боится ли тот воров, на что Магуайр ответил, что у него есть ловушка, способная поймать даже самого хитрого взломщика живьем, однако категорически отказался сообщить нам, что это за ловушка. Что касается меня, то я в тот момент не мог представить более ужасной ловушки, чем сам тяжеловес, спрятавшийся за занавеской. Однако Раффлс воспринял похвальбу этого хвастуна как вызов. Позднее он и не отрицал этого, слушая, как я корил его за его безумную решимость; он просто отказался взять меня с собой на дело. Так что я не буду отрицать, что в какой-то мере чувствовал жестокое удовлетворение от осознания того, что в итоге Раффлсу пришлось обратиться ко мне за помощью. Если бы не жуткий звук падения, который я услышал по телефону, я бы искренне позлорадствовал тому, с каким безупречным вкусом он сам выбрал свою погибель.