Рай рядом

– Ой, да прекрасно подадите! Только погромче, пожалуйста! На задних рядах каждое слово должно быть слышно! А я «Даму с собачкой» прочитала, знаете… потом еще раз перечитала, чуть не плакала… Ну, вот сейчас будет ваша очередь!

Завклубом Нестеренко, давно уже дядя Саша для Надежды, как раз заканчивал репетировать с Томой и Тоней, голосистым дуэтом официанток, «подавальщиц», как тогда говорили. Песни новые, из нового фильма «Кубанские казаки», а звучат вроде как народные, такие душевные! «Каким ты был – таким ты и остался,/Орел степной, казак лихой…» Ах, да где же вы, орлы долгожданные, желанные, где?! Ждут вас по всей России одинокие женские души… Бабоньки тосковали-разливались по-соловьиному, но Александр Прохорович как следует их помучил: «каши во рту мне не надо, каша у вас в столовой! Четко каждое слово чтобы звучало! Поэтому – еще раз!» Сказал и рассыпал звонкий жемчуг своего роскошного, очень точного аккомпанемента – без всяких нот, между прочим, еще не появились, не издали, все по слуху! Профессионал.

У супруги Марьи Аполлоновны репертуар прежний, но она, конечно, присутствует – мало ли что. Доверия к подавальщицам и прачкам, вообще к лицам женского пола у этой рассудительной дамы нет никакого. Вид при этом витающей в неких эмпиреях рассеянной мечтательницы. Обмахивается веером, позевывает себе в первом ряду, покачивает ножкой в туфле на выгнутом каблуке. Но когда муж закончил наконец с Томой и Тоней, Марья Аполлоновна оживилась, приготовилась слушать Никитина: «Ах, это должно быть интересно…»

И правда, интересно, просто прекрасно у Никитина все получилось. Так как-то солидно, назидательно слова выговаривал, и очень, очень смешно! Надечка даже не ожидала. Приготовилась что-то подсказать, с улыбочкой сделать какие-то замечания… а нет никаких замечаний! Так здорово у него вышел этот замученный зубной болью генерал-майор, да и все остальные. На разные голоса читал, забавно так писклявил за детей – невозмутимый дядя Саша и тот чуть улыбался! А супруга даже пару раз рассыпчато, музыкально засмеялась, негромко, разумеется, – женщина воспитанная.

В общем, слушатели, включая девушек-подавальщиц, еще кое-кого, похлопали Никитину от души. Но затем Нестеренко, чуть смутившись (исключительный, небывалый случай!), обронил, что вряд ли нужно упоминать звание болящего страдальца, кто-то может не так понять…

– Так царский же генерал-майор! – улыбнулся Никитин, – Да еще отставной!

– Так вот это и нужно будет дополнить, сразу же пояснить: «отставной генерал царской армии», договорились, Федор Львович? Народ ведь у нас, в общем-то не слишком грамотный, литературно подкованный! – вид у дяди Саши был почти извиняющийся, к изумлению Нади. Ну что за ерунда эти его поправки?!

Не знала еще, как могут желающие прицепиться к слову-воробью да и подстрелить того, кто его неосторожно выпустил… Но Никитин спокойно, согласно, уже без улыбки покивал головой завклубу: обязательно, дескать, пояснит.

Марья Аполлоновна тут же поспешила, улыбаясь, вступить в разговор, ласково зажурчала:

– Вы так и будете читать? Лучше бы только изредка в книгу заглядывать, мне кажется. Постарайтесь наизусть выучить, Федор Львович! Полагается – наизусть.

Все-все наизусть, от и до «шпарить»?! Нет, этого Никитин не обещал: не та, мол, уже память. Но – смешливый, добрый взгляд в сторону Нади – постарается с выражением и ГРОМКО!

Без всяких микрофонов, конечно, самодеятельные артисты в ту пору выступали, и как правило с большим успехом. Уж очень старались!

И еще старались Надя и Федор Львович не привлекать внимание к взаимной своей заинтересованности, крепнущей взаимопомощи. Общались ведь все больше и чаще! Надежда раскрывала Никитину забавные секретики знакомого с детства мира сцены, подводные камешки самодеятельности. Он – потихоньку, одной, двумя фразами, в сущности раскрывал ей мир людей, идей, света и кромешной темени. Довольно верной, в целом, картинке мира, умница был! Может только чересчур большой пессимист. Или все переживал, казнил себя за сына: мало, совсем мало занимался мальчиком… За жену упрекал себя? Не ценил, изменял, и такое бывало! Одной Наде Никитин рассказал, не утаил, о судьбе покинутой им Татьяны: сменила работу, моталась по стране, сопровождала партии новейших медикаментов. И погибла в авиакатастрофе. Как будто не виноват, но… Виноват, виноват!

Светлые Надечкины глаза стали совсем лазоревыми от навернувшихся слез:

– Да ну что уж… А я? Совсем вот не понимала, что Анатолий просто любит кружить всем головы, любит, чтобы симпатичные женщины обращали на него внимание! Их вон сколько вокруг, сами на него бросаются. Мне свекровь намекала: и отец у него такой был… не семейный, в общем, человек! А я извелась, просто возненавидела его, всякого плохого, самого-самого ужасного ему в душе желала! Разве можно так…

Но это уже позже разговор возник, когда у Никитина с Надей распрямилась, подросла, народившись весенней яблоней-самосейкой, ЛЮБОВЬ.