Рай социопата. Сборник рассказов

Поленья в камине уже прогорели, а угли начинали угасать. Ольшанский, устало развалившийся в кресле, держал в руке свой снифтер с коньяком. Второй наполненный бокал одиноко стоял посередине журнального столика, отражая в стекле прогорающие красные угольки. Рядом с бокалом лежал блокнот Ольшанского и разбросаны листы с рукописями.

– Я слышала, ты говоришь тут с кем-то, думала гости у тебя, заходить-то не стала сразу, а собралась уж домой, так вон чо: стекло разбили, ухари, мать их!

– Ничего страшного, Любаш, завтра мастера вызову. А ты ступай, поздно уже. А лучше в гостевой переночуй, на улице неспокойно.

– Да ну, ты шо, Якыч! Муж убьет. Побегу я. До дома-то недолго. Чего тут идти-то? Кого мне там бояться на улице? Сама кого хошь оприходую, мама не горюй!

Любаша попрощалась и вышла из гостиной, прикрыв за собой дверь.

– Уж слишком фамильярно домработница с вами изволит речь вести, Варфоломей Якыч, – произнес Шульцев, развернувшись в кресле лицом к Ольшанскому.

– До этого не переживайте, Герман Владимирович, – устало ответил хозяин квартиры. – Я ее давно знаю, она практически член семьи. Еще моя покойная матушка, помнится, ей физику преподавала в училище.

– Смею заметить, – ехидно рассмеялся Герман, – предмет не зашел, коллега.

– Что ж, каждому свое, маэстро.

Посидев еще несколько минут в тишине у дотлевающих в камине углей, Шульцев вернул свой бокал на стол и поднялся с кресла.

– Пожалуй, и мне пора, – произнес он уже вполне трезвым голосом.

Ольшанский предложил не торопиться и переждать окончательного затишья на улице, однако гость настоял на своем.

– Сердечно рад гостеприимству, – ответил Герман, – но вынужден откланяться, да и извозчика моего пора бы уже домой отпустить: дети, семья, – сами понимаете.

– Ну что ж, благодарю вас, коллега за приятный вечер. Увидимся в редакции, – улыбнулся Ольшанский, пожимая руку своему собеседнику.

Он долго не отпускал ладонь Германа, тряся ее в воздухе, словно вспоминал что-то важное, после чего добавил:

– И еще… Вынужден признать, наш с вами сегодняшний разговор был переполнен канцелярщиной и неестественной любезностью. Если бы кто взялся читать книгу или смотреть кино с подобными скучными диалогами, – безусловно бросил бы на середине, а то и раньше. Люди так уже давно не разговаривают. Но именно такой формат требуют редакторы современных политических изданий. С вашего позволения, я почерпну идеи из нашей беседы при написании пары статей и рассказов для коммунистической газеты «Красная заря».

Взгляд Шульцева в ту минуту наполнился недружелюбным блеском. Он не сводил глаз с собеседника и наиграно улыбался, обнажая свои отполированные зубы. Варфоломей смутился и неуверенно произнес:

– Когда ты смотришь так, кажется, что завидуешь.

– Чему?

– Что не такой свободный, как я.

Герман поднял взгляд к потолку, тяжело выдохнул и направился к выходу из гостиной.

– Я – это и есть ты, идиот, – ответил Шульцев не оборачиваясь.

Не доходя до двери, он внезапно остановился у окна и уставился в него, словно увидел что-то интересное на улице. Спустя несколько секунд Герман, продолжая всматриваться вниз, трижды нецензурно выругался. Ольшанский не одобрял матерщину, хотя и сам частенько хотел вставить в разговор того вечера крепкое словечко. Услышав брань, он обреченно закрыл глаза, а когда открыл их, Шульцева в квартире уже не было.

Оставшись один в гостиной своего дома на Пречистенке, Варфоломей Яковлевич погасил свет и, распахнув шторы, долго смотрел в окно на улицы ночной Москвы. Митингующих возле дома уже не было: лишь изредка мимо проходили случайные прохожие и загулявшиеся туристы. Вдали слышался голос из громкоговорителя, синим и красным сверкали фонари полицейских машин: там, в нескольких кварталах от дома Ольшанского, продолжался разгон немногочисленных протестующих, оставшихся на улицах.

Приближающийся день для публициста был расписан поминутно с самого раннего утра. Осветить свое мнение по поводу нарушений прав человека на прогремевшем митинге предстояло успеть на двух телеканалах и в эфире одной радиостанции, также необходимо было дать несколько интервью печатным изданиям и сетевым новостным порталам. «Если бы не столичные пробки, график можно было бы расширить», – подумал Варфоломей Яковлевич, после чего отправился в спальню, дабы на время забыться в объятиях Морфея.

9 этажей