А через два с небольшим года, исходя из руководящей роли КПСС в обществе (статья шестая еще не была отменена), важных задач осуществления политической реформы, в том числе по разделению функций партийных и советских, государственных органов, XIX Всесоюзная партийная конференция (в июле 1988 года) в целом одобрила мнение Политбюро ЦК КПСС о необходимости… совмещения должности Генерального секретаря ЦК КПСС с должностью главы государства, полномочия которого предлагалось расширить, а сам «высочайший» титул именовать так: Председатель Верховного Совета СССР. Им после ухода Громыко в октябре 1988 года стал весной 1989 года М. С. Горбачев, а затем, через год, он был избран — правда, не народом, а лишь съездом народных депутатов СССР — уже и первым президентом. Против чего всего лишь год назад он энергично возражал. На XIX Всесоюзной партконференции М. С. Горбачев был против президентской формы правления, полагая тогда, что «она в условиях нашего многонационального государства неприемлема и не демократична, поскольку слишком большая власть сосредотачивается в руках одного человека» (XIX Всесоюзная конференция КПСС. Стенографический отчет. Т. 2. М, 1989).
Японская студентка спросила как-то Горбачева: «Гласность, демократия… А ведь это обернется тем, что в один момент будут выборы президента, и вас не переизберут. — Я говорю: «да». Абсолютно честно. Это глубокое убеждение. Для меня это самая большая победа. Значит, действует демократический процесс. А то, что сегодня я, а завтра вы, или кто-то — это не столь существенно…»
Уже в 1987–1988 годах Горбачев и его единомышленники стали употреблять понятие «общечеловеческие ценности», но делали это весьма неуклюже, так что в их истолковании эти ценности все равно превращались в социалистические. Провозгласив в качестве общечеловеческих ценностей рынок, плюрализм, правовое государство, затем говорили, что в СССР необходимо утвердить «социалистический рынок», «социалистический плюрализм», «социалистическое правовое государство» Почерпнув общечеловеческие ценности из практики буржуазно-демократических государств, открещивались как от наваждения от заемных «буржуазных» ценностей и пытались доказать их кровную связь с идеалами Ленина!
В беседе с корреспондентом «Униты» в мае 1987 года Горбачев не оставлял на этот счет никаких сомнений: «Попутно замечу: в буржуазной прессе идущий у нас процесс демократизации толкуется превратно. Видно, кому-то очень хочется убедить своих читателей и слушателей в том, будто в Советском Союзе вознамерились наконец-то приблизиться к той демократии, которая на Западе. Дело обстоит, я бы сказал, совсем наоборот. Мы развиваем изначальную суть ленинских принципов советского социалистического демократизма с учетом накопленного политического и культурного потенциала советского общества и народа. Социалистическая демократия — и наша цель, и наше условие, и мощное средство перестройки».
И чем больше Горбачев клялся в верности марксизму, тем больше обнаруживалась практическая нереализуемость последнего. В России 1987 года марксистский идеал социализма оставался таким же «журавлем в небе», как и в России 1917 года.
Все экономические преобразования, предложенные Горбачевым — опережающее развитие машиностроения, антиалкогольная кампания, госприемка, школьная реформа, возвышение трудовых коллективов, — были на поверку только вариантами командно-административного социализма и мало чем отличались от волюнтаристских начинаний Хрущева начала 1960-х годов.
И только политические реформы, а среди них особое значение имели развитие гласности и закон об альтернативных выборах 1988 года, сдвинули Россию с мертвой точки. Укоренившийся идеологический и политический плюрализм стал высшим достижением Горбачева и тем рычагом, благодаря которому было перевернуто советское общество. Но этот переворот необычайно быстро создал смертельную опасность не только для командно-административной системы, но и для самого Горбачева.
Вопреки замыслам Горбачева и в соответствии с логикой социально-исторического развития, идейно-политический плюрализм очень недолго оставался «социалистическим». Уже в 1989 году, а в полной мере в 1990, значительная часть «шестидесятников» и еще большая часть людей, сформировавшихся в 70-е и 80-е годы, предпочли «социализму с человеческим лицом» либерально-демократические ценности западной цивилизации.
Выбор, совершенно неожиданный для Горбачева, был предопределен обыкновенным здравым смыслом: «социализма с человеческим лицом» еще никогда не существовало, в то время как либерально-демократическая западная цивилизация обеспечивала благополучие среднему классу и социальную защиту слоям населения с низким уровнем жизни, и в конечном итоге — процветание всему обществу.
Этот выбор был обусловлен и примером восточноевропейских государств — на протяжении последних десятилетий они составляли систему «сообщающихся сосудов» с СССР.