Она сожгла их в старой цилиндрической канистре из-под бензина. Ороль проделал в ней отверстия и использовал для сжигания мусора. Золу она помешивала предназначенной для этого ручкой от метлы. Бидон с керосином действительно стоял в каменном сарае. В ящике Дэвид нашел несколько обуглившихся клочков знакомой зеленой обложки от тетрадей, клочки обгоревших газетных вырезок и два клочка розовой бумаги, которые Дэвид опознал как бланк службы рассылки «Romeike». На одном из них он смог разобрать строчку — «Провиденс, Род-Айленд». Кэтрин хорошо поработала, но если бы Дэвид взял на себя труд как следует поискать, он наверняка нашел бы еще несколько уцелевших клочков. Он порвал бумажку с надписью «Провиденс, Род-Айленд» в мелкие клочки и бросил их обратно в печку, поставив ее вертикально. Дэвид подумал, что никогда не был в Род-Айленде. Он поставил ручку от метлы на место в каменный сарай, мимоходом подумал, что надо бы подкачать шины гоночного велосипеда, прошел через кухню и вернулся в бар к Кэтрин.
— Ну что, все, как я сказала? — спросила Кэтрин.
— Да.
Дэвид сел на высокий табурет и положил локти на барную стойку.
— Наверное, можно было ограничиться только вырезками, — сказала Кэтрин. — Но я решила провести генеральную уборку.
— Да уж, ты постаралась, — сказал Дэвид.
— Теперь тебе ничто не помешает работать над повестью о нашем путешествии. Ты можешь начать завтра же утром.
— Конечно.
— Я рада, что ты все правильно понял, — сказала Кэтрин. — Ты даже представить себе не можешь, какие это были никчемные рассказы, Дэвид. У меня не было другого способа объяснить тебе это.
— Неужели нельзя было оставить Кибо? Ведь он тебе нравился.
— Я же говорю: я пыталась его найти. Знаешь, если ты захочешь переписать этот рассказ, я могу его тебе надиктовать. Слово в слово.
— Забавное предложение.
— Нет, правда. Вот увидишь. Хочешь, можем попробовать прямо сегодня? Я готова.
— Нет, только не сейчас. А ты не могла бы записать его?
— Нет, записать не смогу. Ты же знаешь, Дэвид, я не люблю писать. Но надиктовать я готова в любое время. Надеюсь, ты не очень переживаешь из-за других рассказов? Они были совсем никчемные.
— И все-таки зачем ты это сделала?
— Чтобы помочь тебе. Ты можешь съездить в Африку и переписать все заново, переосмыслив те события уже как взрослый человек. Вряд ли там произошли какие-то перемены за эти годы. Но было бы гораздо лучше, если бы ты написал об Испании. Ты же говорил, что природа там такая же, как в Африке, но люди говорят на нормальном человеческом языке.
Дэвид плеснул себе виски, нашел бутылку перье, откупорил ее и разбавил виски. Ему вдруг вспомнилось, как они с Кэтрин ехали в Эг-Морт и проезжали завод, где разливали перье, и как...
— Давай больше не будем говорить о моей работе, — сказал Дэвид.
— Но я хочу, — ответила Кэтрин. — Мне интересна твоя работа, когда она представляет собой нечто определенное, имеющее некую продажную цену. Раньше ты так хорошо писал, но с тех пор, как ты взялся за эти рассказы... Особенно ужасно, когда ты описываешь всю эту грязь, мух, жестокость, зверства... Ты просто погряз во всем этом. А эта кошмарная бойня в кратере и бессердечность твоего отца!
— Может, хватит уже об этом? — сказал Дэвид.
— А мне хочется как раз об этом. Я хочу, чтобы ты понял, почему мне пришлось их сжечь.
— Тебе придется их переписать, — сказал Дэвид. — Слушать рассказы из твоих уст я не хочу.
— На бумаге у меня не получится, Дэвид.
— Ты перепишешь рассказы.
— Нет. Лучше я наговорю их кому-нибудь, кто сможет их записать. Если бы ты был настроен более дружелюбно, ты мог бы сделать это сам. Если бы ты по-настоящему любил меня, ты был бы счастлив это сделать.
— Единственное, чего мне сейчас хочется, — это убить тебя, — сказал Дэвид. — И я не сделал этого только потому, что ты сумасшедшая.
— Со мной нельзя так разговаривать, Дэвид.
— Нельзя?
— Нет, ты не смеешь так разговаривать. Не смеешь. Слышишь?
— Слышу.
— Так вот, услышь, что я тебе говорю: не смей говорить мне таких вещей. Ты не смеешь говорить мне такие ужасные вещи.
— Я слышу тебя.
— Ты не смеешь так говорить со мной. Я не потерплю этого. Я разведусь с тобой.
— Это будет очень любезно с твоей стороны.
— Я сделаю с тобой все, что захочу.
— Уже сделала.
— Я убью тебя.
— Плевать! — сказал Дэвид.
— Ты даже в такой момент не можешь вести себя как джентльмен.
— И что бы сказал на моем месте джентльмен?
— Сказал бы, что он сожалеет.
— Хорошо, — сказал Дэвид. — Я сожалею. Я сожалею, что повстречал тебя. Я сожалею, что женился на тебе...
— Взаимно.
— Заткнись, пожалуйста. Ты сможешь наговорить это кому-нибудь, кто сможет это записать. Я сожалею, что твоя мать повстречала твоего отца и что они породили тебя. Я жалею, что ты родилась на свет и выросла. Я сожалею обо всем, что у нас с тобой было, — и плохом, и хорошем...
— Нет.
— Да. А теперь заткнусь я. Длинная речь не входила в мои планы.
— Ты жалеешь только себя.
— Возможно. Но, черт возьми, дьявол, почему ты сожгла их? Мои рассказы?
— Я должна была это сделать, Дэвид. Мне жаль, что ты этого не понимаешь.