Было уже совсем поздно, когда Дэвид позвал официанта и расплатился, оставив ему хорошие чаевые. Он сел в машину, включил фары и, отпуская сцепление, вдруг почувствовал, как на него снова наваливается ужас прошедшего дня. Он снова все вспомнил так четко и ясно, словно только что заглянул в печку для мусора и увидел золу от своих тетрадей, тщательно перемешанную ручкой от метлы. С трудом нащупывая фарами дорогу, он медленно проехал по пустому и тихому вечернему городу, миновал порт и вырулил на шоссе. Он почувствовал, как Марита прислонилась к нему, и услышал ее голос:
— Я понимаю, Дэвид. Мне тоже больно.
— Не принимай близко к сердцу.
— Я рада разделить твою боль. Жаль, что нельзя ничего исправить, но мы как-нибудь переживем это.
— Хорошо бы.
— Переживем.
Глава двадцать восьмая
Как только Марита с Дэвидом переступили порог гостиницы, к ним сразу же вышла мадам и протянула Дэвиду письмо.
— Мадам уехала на поезде в Биарриц и оставила письмо для месье.
Они перешли на кухню.
— Когда она уехала? — спросил Дэвид.
— Сразу после того, как уехали мадам и месье, — сказала мадам Ороль. — Она отправила нашего паренька на станцию за билетом и наказала ему купить место в спальном вагоне.
Дэвид начал читать письмо.
— Что вы будете есть? — сказала мадам. — Остался холодный цыпленок, салат. Сейчас будет готов омлет. Могу подать ягнятину, если месье пожелает. Что он будет есть, мадам?
Пока Марита с мадам разговаривали, Дэвид дочитал письмо. Он убрал его в карман и посмотрел на мадам Ороль.
— Вам не показалось, что она была не в себе?
— Пожалуй, что так, месье.
— Она вернется, — сказал Дэвид.
— Да, месье.
— Мы должны быть к ней повнимательнее.
— Да, месье, — всхлипнула мадам, переворачивая на сковородке омлет. Дэвид обнял ее за плечи и поцеловал. — Идите пока обсудите все с мадам, — сказала она, — а я накрою на стол. Ороль с парнишкой уехали в клуб — играть в белот[58] и болтать о политике.
— Я сама накрою, — сказала Марита. — Дэвид, открой, пожалуйста, вино. Как ты думаешь, мы можем выпить лансонского?
Дэвид закрыл дверь ледника, освободил горлышко холодной бутылки от сургуча, ослабил проволоку и начал осторожно вынимать пробку, зажав ее большим и указательным пальцами, чувствуя острие металлического ободка пробки и многообещающий холодок округлой высокой бутылки. Он мягко вытащил пробку и разлил вино по бокалам. Мадам взяла свой бокал и встала спиной к плите. Все трое подняли бокалы. Дэвид не знал, за что пить, поэтому сказал первое, что пришло в голову:
—
Они выпили, мадам разложила омлет по тарелкам, и они выпили еще, на этот раз молча.
— Поешь, пожалуйста, Дэвид, — сказала Марита.
— Хорошо, — сказал он, отпил еще глоток вина и медленно съел кусочек омлета.
— Поешь хоть немного, — настаивала Марита. — Тебе станет лучше.
Мадам посмотрела на Мариту и покачала головой.
— Оттого, что вы не будете есть, никому лучше не станет, — сказала она.
— Конечно, — сказал Дэвид.
Он медленно ел и пил шампанское, которое вспенивалось всякий раз, когда он наполнял бокал.
— Где она оставила машину? — спросил он.
— На станции. Парнишка проводил ее и привез ключи от машины. Они в вашей комнате.
— В вагоне было много народу?
— Нет. Он помог ей занести вещи в купе. Там было всего несколько пассажиров. Ей не придется тесниться.
— Да, это недешевый поезд, — сказал Дэвид.
— Поешьте цыпленка, — уговаривала мадам. — И пейте вино. Откройте еще бутылку. Ваши женщины умирают от жажды.
— Я не хочу пить, — сказала Марита.
— Хотите, хотите, — сказала мадам. — Выпейте и возьмите бутылку с собой. Это хорошее вино. Месье сейчас будет очень кстати бутылка хорошего вина.
— Я не хочу много пить, chèrie[60], — сказал Дэвид мадам. — Завтра тяжелый день, и я должен быть в форме.
— Вы будете в полном порядке. Я же вас знаю. Только поешьте как следует. Хотя бы ради меня.
Через несколько минут она извинилась и сказала, что ей нужно ненадолго уйти. Дэвид наконец осилил цыпленка и съел весь салат, а когда мадам вернулась, они снова выпили вместе, после чего Дэвид с Маритой пожелали мадам, неожиданно сменившей тон на официальный, спокойной ночи и вышли на террасу полюбоваться ночным небом. Они так торопились, что не могли ждать. Дэвид нес недопитую бутылку в ведерке со льдом. Он поставил его на пол, привлек к себе Мариту и начал ее целовать. Они молча стояли, крепко обнявшись, потом Дэвид взял ведерко, и они направились в комнату Мариты.
Кровать была застелена на двоих, и Дэвид, поставив ведерко на пол, сказал:
— Мадам?
— Ну да, — подтвердила Марита. — Естественно.
Они лежали рядом. Ночь была ясная и прохладная, с моря дул легкий бриз.
— Я люблю тебя, Дэвид, — сказала Марита. — Теперь мне это ясно.
«Ясно, — подумал Дэвид. — Ясно. Ничего не ясно».
— До сегодняшнего дня, когда ты не мог остаться со мной до самого утра, я лежала одна и все думала, думала, и мне казалось, что тебе не понравится жена, которая не спит всю ночь напролет.
— И какой же ты будешь женой?
— Посмотрим. Сейчас я счастлива.