Райский сад первой любви

Ли Гохуа подумал: «Это не то, что в прошлые два раза, когда меня внутрь прямо с улицы затаскивали. Большие заведения – большие плюсы». Девушки стояли так, что их ступни образовывали букву Т[55]: крупные ступни – большую букву Т, миниатюрные – маленькую. Каждая улыбалась так, что между приоткрытых красных губ видно было шесть зубов. Шесть крупных зубов. Мелких тоже шесть. Он понизил голос и обратился к встретившей его женщине средних лет: «Я хочу молоденькую». В китайском этой женщины чувствовался привкус чили. Она ответила: «Есть молоденькие». И подозвала двух девушек. Ли Гохуа мысленно смыл с них макияж. Лет восемнадцать. Он сильнее понизил голос: «А нет еще помоложе?» Женщина улыбнулась и жестом велела девушкам идти прочь, и их змеиные талии, как сложенный веер, исчезли за занавесками. Женщина произнесла со жгучим акцентом: «Господин, подождите». Она нежно положила ему руку на плечо и сжала. В паху появилось смутное ощущение, что его желание слишком легко удовлетворить, но раньше удовлетворения он испытал усталость, однако Перчинка не привыкла разочаровывать посетителей.

Она вывела к нему девочку с густым румянцем, видимо, только что нанесла румяна. Ей было не больше пятнадцати. Юная китаяночка. «Ее беру». Они пошли наверх. Непонятно, почему на лестнице выстроились в узкую шеренгу другие девушки. Когда они с китаяночкой поднимались, он ощутил, что их натренированные алые губы и белые зубы устремлены на них, как взгляды. У него появилось ощущение, что эта девочка нуждается в защите.

Комнатка была не большая и не маленькая. Обои оказались зеленые, как листва в тропиках, и резали глаз. Девочка помогла ему раздеться и намылить нижнюю часть тела. Девочка была маленькая и очень миниатюрная. Казалось, ее напудренное до белизны лицо насажено на темную шею. Движения китаяночки были проворными, она, как и предыдущие девушки, спросила, откуда он. Этот профессиональный дежурный вопрос был приторным, как кусок торта, но в нем крылось равнодушие. Она оседлала его и принялась прыгать в ритме популярной песенки, которая привязывается с первого раза.

Внезапно Ли Гохуа подумал про Фан Сыци. Однажды в своей тайбэйской квартире он охотился за Сыци, она уже была голой по пояс, но все еще пыталась убежать от него в комнате. Подлинная радость от охоты кроется в самом процессе, поскольку в глубине души понимаешь, что в любом случае получишь свою добычу. Когда она убегала, между ее ягодиц внезапно что-то блеснуло, словно глазок. Он охотился именно за этим флуоресцентным светом. Вот-вот поймаешь, но он снова ускользает. Сыци убегала, словно в игре. Не прошло и пяти минут, как она на бегу запуталась в спущенных трусиках, упала лицом прямо на пол, а юбка от школьной формы задралась до талии. Плоские ягодицы на фоне синего ковра напоминали зад всплывшего посреди реки утопленника, как это показывают в кино. Он подошел к кровати. Подошел к ней. На кровати он двигался с трудом. Кровать была слишком мягкой, и это было неудобно. Он даже удивился. Если так и дальше пойдет, то у него ничего не получится. Он перевернул китаяночку, хлопнул ее по заднице, вспомнив при этом про огонек между ягодиц Сыци, который ускользал из рук. Он понял, что это было. Это напомнило ему про то, как он в детстве в родной деревне впервые увидел светлячков, с трудом поймал одного, медленно разжал ладошку, а светлячок яркой дрожащей точкой улетел прочь. Если подумать, тогда он наверняка впервые обнаружил правду жизни. Он получил огромное удовольствие. Оставил китаяночке двойные чаевые. Пусть даже на смуглых ягодицах и не видны отпечатки ладоней.

Вот только он забыл, что в его родной деревне не водятся светлячки. Забыл, что в жизни никогда не видел ни одного светлячка. Но он же занятой человек. Забывать о чем-то для него нормально.

После того как он вернулся на Тайвань, началась учеба. Ли Гохуа ждал у подъезда, когда девочки придут после уроков. Первый раз он ждал кого-то рядом с домом. Непонятно, когда вдруг время стало тянуться так медленно. А он-то думал, что самая большая его добродетель – терпение.

Фан Сыци отметила, что в этот раз гостиница отличалась. Номер был роскошным: изголовье золотой кровати с золотыми колоннами, украшенными массивными красными драпировками, которые изрыгали обилие золотых кисточек. Перед кроватью – огромное зеркало в золотой раме. Но эта позолота не такая, как у них дома. Стенка в душе была прозрачной. Когда он пошел принять душ, Сыци отвернулась, растаяв, как воск, на полу.