Райский сад первой любви

Он обещал отвезти ее в загородный дом, но на самом деле отвез только на кровать в гостевой спальне на втором этаже этого дома. Учитель снова притворился спящим, а Сыци продолжила говорить, небывало долго, словно ее никогда в жизни не перебивали: «Раньше я знала, что я особенная девочка, но я не хотела выделяться своей внешностью, мне всего лишь хотелось быть такой же, как Итин. По крайней мере, когда окружающие хвалят острый ум Итин, мы все понимаем, что это чистая правда. Если я вырасту такой, то никто не заметит меня. Раньше мы с Итин обсуждали, что вы нам нравитесь, учитель, потому что мы считали, что вы из тех, кто может “заметить”. Ну, в любом случае из тех, кто может наизусть прочесть “Песнь о вечной печали”[61]».

В понедельник он возил ее в отель, в названии которого было слово «радость», во вторник в отель, в названии которого было слово «полный», в среду в отель, в названии которого было слово «золотой». Можно ехать хоть в отель «Полный золотой радости», хоть в «Радость, полную золота», на островах можно проявить беспечность, все равно что лунатику ходить по дому, совершенно неопасно. Можно говорить о книгах, до хрипоты срывая голос. Литература так прекрасна!

В тот раз она спросила, кто она ему. Он в ответ сказал только четыре слова: «Тысячи людей тычут пальцем»[62]. И вам все равно? Помнится, учитель ответил: «Сначала было не все равно, но мне редко что-то нужно от других, в итоге стало все равно». Он впервые взял ее за руку на улице и сам выглядел до ужаса храбрым. Хотя было уже очень поздно и в переулке не могло никого быть. Она подняла голову, взглянула на полную луну, и внезапно на ум пришли фразы типа «клянусь небом и землей». Они вернулись в его квартирку, учитель лежал на ней, а ей казалось, что лунный свет обжигал тыльную сторону ладони, оставляя следы в форме рук учителя. Ей пришло на ум, что фраза «тысячи людей тычут пальцем» – чистой воды клише, можно перекроить и сделать «тысячи глаз смотрят», «тысячи ножей режут на куски». В любом случае учитель всегда воспроизводит слова из словаря идиом, который хранился у него в мозгу. Сыци это нравилось.

Когда Ли Гохуа уезжал в Гаосюн, Сыци каждую ночь посылала ему сообщение с пожеланием спокойной ночи, потом отворачивалась, выключала свет, опускала голову на подушку. В комнате сгущалась тьма, и свет экрана падал на лицо, выделяя надбровные дуги, крылья носа и ямочки на щеках. Пока взвешивала слова, она невольно наклоняла голову, и волосы рассыпались по подушке, издавая звук текущей воды и золотого песка. Голова все глубже тонула в подушке. Тон сообщения напоминал сочинения, которые она когда-то писала в средней школе. Она желала спокойной ночи, но сама боялась спать, боялась своих снов. Она смотрела на свои руки на одеяле и невольно сжимала «светящуюся жемчужину»[63], которую ей подарил учитель и которая якобы помогала засунуть. Жемчужина напоминала полную луну, чей свет пробивался через листву в пасмурный день, окрашиваясь в нефритовую зелень. Вот только полная луна была слишком близко, и все кратеры и рубцы на ее поверхности были видны слишком хорошо.

В последнее время, возвращаясь в Гаосюн, учитель привозил подарки жене и Сиси, но чаще всего это были парадные халаты императорских особ, найденные в антикварных лавках. Облачение отстирывали, раскладывали на полу, и желтый[64] узорчатый шелк, напоминавший формой иероглиф «большой»[65], казался не менее великолепным, чем ковер из тигровой шкуры. Сиси взглянула и сказала: «Папа сам хочет что-то себе в коллекцию, а подарки нам с мамой – предлог». Его жене при виде такого подарка стало горько, она чувствовала, что никогда не поймет человека, с которым делит супружеское ложе. Одежда мертвецов! А некоторых еще и обезглавили! Она всегда с горькой усмешкой говорила: «Мне такого не понять, ты бы забрал с собой да изучал». Жена учителя не понимала, что это была печаль иного толка – предчувствие боли. Всякий раз затея учителя Ли проваливалась, он проявлял покорность и послушно сворачивал парадное одеяние. А в следующий раз когда привозил очередной подарок, то почти верил, что жене понравится. Тебе не нравится желтый цвет одеяний императрицы, а что насчет золотистого оттенка платья второстепенной жены? Если и этот не по душе, может быть, коричневатый халат наложницы?[66] Он снова и снова увозил непонравившиеся одеяния и складировал в своей тайбэйской квартирке и в конце концов почти рассердился на супругу за то, что она вечно недовольна его подарками, но потом передумал и простил ее.