Райский сад первой любви

Когда Ивэнь открыла ему дверь, лицо Ивэя по-прежнему было широким и открытым. Он молча смотрел на обстановку в доме Ивэнь. Книги и диски с фильмами были разложены в две неаккуратные стопки. Когда Ивэнь отвернулась к кухонной мойке, то Ивэй уселся на барный стул и смотрел на полоску кожи над поясом шорт, такую белую, как простыня в номере отеля, которая так и ждет, когда же он ляжет сверху. Ивэй учуял аромат кофе. Ивэнь пришлось сдерживать себя, чтобы не быть с ним слишком ласковой. Держи, не обожгись. На улице так жарко. Ивэй так и не снял с себя пиджак и сидел, держа обеими руками кружку. Пока Ивэнь рылась в холодильнике, взгляд Ивэя наткнулся на пару мужских носков. Ивэнь села напротив. Его рука потянулась к ее ушной раковине. Ивэнь отклонилась. Ивэй! Я бросил пить. Отлично. Правда! Внезапно Ивэй завелся. Я правда бросил пить. Мне уже за пятьдесят, я не могу тебя потерять. Я правда тебя люблю. Мы можем переехать из пентхауса в любое место, куда ты захочешь, ты можешь устроить бардак в нашей новой квартире, можешь набить холодильник вредной едой, только дай мне еще один шанс, хорошо? Хорошо, моя розовая девочка? Он вдыхал ее дыхание. Ивэнь подумала, что она не в силах его ненавидеть. Их конечности сплелись, и вот уже было непонятно, где кто на диване.

Ивэй отдыхал, положив голову на ее маленькую грудь. Следы его недавнего оргазма остались в ее теле, он чувствовал, как ее спину сводит судорогой, она то изгибалась дугой со стоном, когда накатывало удовольствие, то опадала с протяжным выдохом. Руки сжались так, что проступили вены, но потом потихоньку расслабились, и одна свесилась с дивана. Он тут же увидел на ладони следы ногтей. Розовые. Она осторожно сдвинула его голову, как когда-то переставляла туда-сюда глазурованные чайники на книжной полке, потом быстро оделась, встала и посмотрела на Ивэя. Без очков ее взгляд казался детским. Она сунула ему одежду и села рядом. Ты меня простила? Ивэнь тихонько сказала: «Ивэй, послушай меня. Знаешь, что самое страшное? В тот день, если бы ты не протрезвел и не очнулся посреди ночи, то я умерла бы от потери крови. Когда я от тебя ушла, то постепенно поняла, что очень хочу жить. Я многое терпела, но при мысли, что ты меня мог тогда убить, я правда больше не могу терпеть. Во всем есть свобода для маневра, но жизнь и смерть – это окончательно и бесповоротно. Возможно, в параллельном мире ты бы не проснулся посреди ночи и я умерла бы. Я представляю, как на тебя широко распахнутыми глазами смотрели бы наши фотографии, и ты с того момента жил бы трезво и пусто до конца своих дней? Или запил бы еще сильнее? Я верю, что ты меня очень любишь, поэтому тем более не могу тебя простить. Я и так ради тебя раз за разом раздвигала свои границы, но сейчас я правда очень хочу жить. Ты понимаешь? Когда ты впервые попросил меня бросить учебу, профессор спросил, что за человек мой жених. Я ответила: “Это мужчина, который похож на сосновый бор”. Я даже тогда проверила по словарю, чтобы удостовериться, что говорю о самой непоколебимой и крепкой из всех разновидностей сосен. Помнишь, я тебе раньше часто зачитывала стихи из одного сборника любовной поэзии? Сейчас мне кажется, что это прямо-таки мой дневник. Ивэй, ты понимаешь? Я никогда не верила в астрологию, но сегодня в газете прочла, что тебе до конца года гороскоп сулит успехи во всем, включая отношения с противоположным полом. Не называй меня жестокой, ведь даже я тебя не называла жестоким. Ивэй, послушай меня, ты хороший человек, только больше не пей, найди себе женщину, которая искренне тебя полюбит, и обращайся с ней хорошо. Ивэй, ты можешь плакать, но я тебя не буду любить, я тебя правда не люблю, разлюбила…»

Когда Маомао вернулся к Ивэнь, то с порога услышал, что она принимает душ. Стоило ему присесть на диван, как он тут же нащупал под подушкой какой-то предмет. Это был скомканный галстук. Серый галстук затуманил зрение Маомао. Воду в душе выключили. Зажужжал фен. Я должен все для себя решить прежде, чем ты досушишь волосы. Я вижу сначала твои тапочки, потом икры, потом бедра, потом шорты, потом футболку, шею и, наконец, лицо. «Ивэнь?» – «Да». – «Сегодня кто-то приходил?» – «Почему ты так решил?» Он вытащил галстук, который раскатался в ладони, длинный, как вздох. «Цянь Ивэй?» – «Да». – «Он к тебе приставал?» Маомао вдруг понял, что громко кричит. Ивэнь рассердилась. «А почему я должна отвечать на этот вопрос? Ты мне вообще кто?!» Маомао почувствовал, что в душе полил сильный дождь и под дождем ковыляет и воет мокрая собака. Маомао тихо сказал: «Я пойду». Дверь тихонько закрылась, словно бы ее никогда и не открывали.

Ивэнь молча прибиралась в комнате, внезапно ей показалось, что все вокруг фальшивое, все, чего от нее требовали окружающие, и только Достоевский принадлежит ей.

Через час вернулся Маомао.