Что такое воспитание в конфуцианской морали? Когда тебя выводили из полицейского участка, то я не выдержала и поклонилась полицейским в пояс, поблагодарив их. Они ужасно смутились.
Разве ты могла не сойти с ума, если даже я считала тебя грязной?
Итин договорилась о встрече с Ли Гохуа, сказала, что все знает, и велела пустить ее в его квартирку. Оказавшись внутри, Итин пришла в ужас, чувствуя, что волосы не растут, а пытаются втянуться обратно в скальп. В комнате стоял аквариум с золотыми рыбками, и рыбки не реагировали на ее руки. Они явно привыкли, что люди их дразнят. В памяти Итин тут же всплыла маленькая рука Сыци.
Итин с порога заговорила, словно кто-то включил телевизор и попал на новости. Она вещала обыденным тоном, разумеется, потому что очень долго тренировалась дома. Почему Сыци сошла с ума? А она сошла с ума? Ох, я не знал, мы давно с ней не общались. Ты пришла, чтобы задать мне этот вопрос? Тон Ли Гохуа напоминал стакан кипятка, который страстно хотелось разбить. Учитель, вы же понимаете, что я не смогу засудить вас, я лишь хочу понять, почему Сыци сошла с ума. Ли Гохуа сел, потер щетину и сказал: «Да она изначально была не в себе. Кстати, а за что это ты хочешь меня засудить?» Ли Гохуа улыбнулся, его глаза сузились, превратившись в маленькие пузырьки, которые выпускала золотая рыбка. Итин втянула воздух. Учитель, я знаю, когда нам с Сыци было по тринадцать, вы ее изнасиловали. Если вам хочется попасть в газеты, то могу устроить. Ли Гохуа посмотрел на нее влажными щенячьими глазами и заговорил тоном, каким раньше вещал про литературные памятники старины: «Мне кажется, я тебе не рассказывал, что моя сестра-близнец покончила с собой в десятилетнем возрасте. Я проснулся, а ее нет. Мне и потом ее не показали. Я только слышал, что она вечером повесилась на своей одежде. Мы с ней спали на одной кровати бок о бок. Как говорится, и нечестивых есть за что пожалеть…» Итин тут же перебила его: «Не надо со мной этих фрейдистских штучек. Вы потеряли сестру, но это не значит, что можно насиловать всех подряд, а про жалость к нечестивцам пишут в романах, но вы, учитель, вовсе не персонаж романа». Щенячьи глаза исчезли, уступив место обычному выражению глаз. Она уже сошла с ума и не вернется, пусть даже ты явилась поквитаться. Итин резко сняла с себя трусики, в ее взгляде не было ровным счетом ничего – ни ветра, ни дождя, ни солнца. «Учитель, изнасилуйте меня». Сделайте со мной все, что делали с Сыци, чтобы я почувствовала то, что чувствовала она, всю ее любовь к вам и ненависть, пусть мне две тысячи ночей снится тот же кошмар. «Нет». – «Почему? Умоляю, сделайте это. Вы мне раньше нравились даже сильнее, чем Сыци!» Я хочу дождаться моей духовной близняшки. Вы ее бросили в ее тринадцатилетии, а я ее забыла в тринадцатилетии. Я хочу лежать и ждать ее, чтобы она меня догнала и мы были вместе. Она обняла учителя за ноги. «Нет!» – «Но почему?! Изнасилуйте меня! Мы же с ней одинаковые, у меня есть все, что было у Сыци!» Ли Гохуа пнул Итин и попал ей по горлу, отчего ее вырвало прямо на пол. «Помочись да посмотри на свою конопатую рожу, ты, больная сука!» Он выкинул ее одежду за дверь, и Итин медленно выползла, чтобы забрать вещи, а по дороге ощутила, будто глаза золотых рыбок выпячиваются из аквариума, глядя на нее.
Родители Фан Сыци переехали из многоэтажки. Раньше они и не понимали, что они обычные люди. Только когда дочь по необъяснимой причине потеряла рассудок, они осознали значение популярной пословицы: «Солнце по-прежнему встает, живым надо жить дальше». В день переезда мама Фан Сыци напудрилась так, что лицо напоминало фасад многоэтажки: никто не мог прочесть, что за ним.
Сяоци бросила университет и помогала родителям с киоском. После тяжелого трудового дня все тело пропитывала испарина, словно ее сварили в пароварке. Перед сном она молилась: «Боженька, пошли мне хорошего парня, который захочет жить со мной и моими воспоминаниями». Засыпая, она всегда забывала, что вообще-то не верит в Иисуса Христа и даже запрещает родителям посещать службу. Она просто мирно спала. Если бы учитель увидел, как голубое в цветочек одеяло прилегает к ее телу, то наверняка сравнил бы ее с упавшей сине-белой фарфоровой вазой. Кстати, учитель был большим мастером по составлению букетов. Но этого Сяоци тоже не помнила.