Ракетное утро России (СИ)

Перед остеклением промелькнул незнакомый крохотный аэроплан с факелом реактивного пламени у хвоста. Он промчался отвесно вверх, затем лихо развернулся. Из-под плоскостей вырвались длинные дымные следы навстречу «Кондору», увенчанные чёрными наконечниками. Эти чёрные точки быстро увеличивались, потом раскрылись огненными бутонами взрывов. Всё, что успел Георгий, это пригнуть голову.

И без того трясущийся от неравномерной работы двигателей, «Кондор» заколотился в предсмертной лихорадке. Сигнальные огни на панели вспыхнули красным.

Проклиная бдительных любителей пострелять, Георгий сбросил фонарь пилотской кабины. Упали расстёгнутые привязные ремни. Машина неслась со скоростью свыше трёхсот километров в час – чрезвычайно, непростительно быстро для прыжка с парашютом, к тому же никто в мире не пытался покинуть в воздухе реактивный аэроплан.

- …Что? Что происходит? – вдруг раздалось в наушниках шлема.

От дикой вибрации и рёва проснулся незадачливый напарник. Но Георгий даже не стал терять времени на переговоры с ним – просто выдернул провод из клеммы и перевалился через борт.

Могучим рывком встречного ветра его сбросило с крыла. Удар о хвостовое оперение пришёлся на середину бёдер, и он был безжалостен.

Сходя с ума от боли, Георгий кувыркался под облаками на высоте около тысячи метров, пытаясь руками и корпусом как-то выровняться. Земля бешено кружилась внизу…

Понимая, что парашют может не раскрыться, что стропы спутаются, что купол просто треснет, он отчаянно дёрнул кольцо. Парашютный подвес впился в тело, что-то резко хлестнуло по лицу, а ещё через несколько мгновений Георгий удивительно ровно спускался на вспаханное поле, пока удар переломанных ног о землю не вышиб из него сознание, как шампанское пробку из бутылки. Он даже не услышал отдалённый взрыв – там «Кондор» окончил свой последний полёт.

* * *

Трофейный «Хорх» жалобно грохотал подвеской, подпрыгивая на каждом ухабе. Его стальные внутренности пытались протестовать, но успеха не добились: Евгений Бестужев давил на газ в пол, обгоняя вереницы армейских грузовиков и крестьянских подвод.

- Куда прёшь! А ну, в сто-орону! – орал водитель, высовывая голову в окно, словно его голос был громче непрерывного кваканья клаксона.

- Господин полковник! – Сергей на заднем сиденье прилагал неимоверные усилия, чтоб не прикусить язык. – Может, как-то передать приказ – отменить представление?

- Какое там! – у Фомина тоже поминутно лязгали зубы. – Армейцы закусили удила. Первый сбитый ракетн… - машина подпрыгнула особенно сильно, и контрразведчик здорово приложился головой. – Ракетный сбитый. Ни черта не хотят слышать!

Что там дальше произойдёт, Сергей мог себе представить. «Осу» пилотировал самый неуправляемый, самый взбалмошный из всех лётчиков, что служили в Перми. Капитана Киреева сплавили в тыл, что называется, от греха подальше, лишь бы не отдавать под трибунал. Дебошира всегда спасало одно и то же: его отец возглавлял думскую комиссию по вооружениям, и с Киреевыми предпочитали не ссориться. Кроме того, они происходили из древнего рода, до семнадцатого относились к графской фамилии. Лишившись дворянских привелегий, бывшая знать отнюдь не избавилась от снисходительного отношения к плебсу.

Теперь Лёня Киреев с триумфом вернулся на фронт, откуда был изгнан полгода назад. Сбив беззащитный «Кондор» на посадке, не примнёт этим воспользоваться.

У въезда на авиационную базу Окенче «Хорх» подпирал бампером шлагбаум битых полчаса, пока часовой, исполненный значимости, бурчал «не положено», унтер бегал за начальником караула. Уж его, зелёного прапорщика, Фомин раскатал в дерьмо за минуту. Но эта минута тоже была потеряна, и к прибытию в лазарет там собралась целая толпа из военных авиаторов и фронтовых репортёров.

Петушиная голова Лёнчика на тощей шее, комично торчащей из пушистого ворота лётной куртки, возвышалась над собравшимися. Он забрался на перила крыльца лазарета как на трибуну и упивался минутой славы.

- …За реактивной авиацией будущее, господа и граждане! Воздушный бой этого дня – тому подтверждение…

- Посмотрите на этого разгвоздяя! – пробормотал Фомин. – «Оса» - секретнейшее оружие, пусть сто раз не серийное и экспериментальное. И вот так – перед газетчиками… Ну, ты сам себе вырыл могилу.

Полковник нашёл глазами самого старшего из воздушного воинства в числе зрителей-слушателей русского мюнхгаузена. Сергей видел, как лицо авиационного генерала перекосила гримаса гнева. Но как бы не кочевряжился армеец, он слишком хорошо понимал возможности контрразведки. За безобразие, учинённое Киреевым на авиабазе в каких-то сорока километрах от фронта, ответить придётся ему, начальнику этой авиабазы.

- Старший лейтенант, ко мне! – приказал Фомин.

Вдвоём они протиснулись к оратору. Без малейшего почтения героическая речь Лёнчика была прервана самым возмутительным образом: его сдернули с перил посреди громкой фразы, затем Серёжа скрутил его борцовским приёмом.