Ракетное утро России (СИ)

Добрая и отзывчивая Оленька поступила как истинная женщина: выбрала из коллег самую безнадёжную, эдакую закоренелую старую деву лет тридцати пяти. Впрочем, возраст не важен – на ней было написано «и до пятидесяти замуж не выйду, ибо не возьмут», крупными буквами выведено, как «За Одессу!» на корпусе ракеты. Елизария Поликарповна, как представила её Медынская, представляла из себя строгую даму учительского типа, застёгнутую на все пуговички до самого подбородка, а если бы таковые продолжались выше – были бы зашпилены до самого лба, подпираемого очками в простой металлической оправе. Тёмные волосы, словно сами собой, скручивались в колобок на затылке, и единственным преимуществом дамы оставалась только стройная фигура – неестественно прямая в тугом старомодном корсете и высокая, чем она выгодно отличалась на фоне мелкой Ольги, широкого Сергея и скрюченного жизнью Георгия.

Начиная с университетского бала, имевшего место первого сентября по случаю запуска учебного года, Елизария Поликарповна неизменно сопровождала Ольгу, прилипчивая как лишай, и серьёзным взглядом через очки сверлила Георгия.

Безнадёжным незамужним тоже хочется замуж.

Бал начался, когда под ярко сияющей люстрой в тысячу свечей закружились пары бывалых студентов со студентками и только что зачисленных юнцов с девицами, приглашённых офицеров с университетскими дамами. За ними семенили чиновники и попечители из губернских присутствий с благоверными, а Георгий только развёл руками – танцевать он мог, лишь стоя на месте и раскачиваясь в такт музыке. Увы, таких танцев не существует и не будет никогда. Верная долгу Елизария заступила на пост рядом с кавалером-инвалидом, всем своим видом показывая, что разделяет его беду.

Впрочем, её и раньше приглашали нечасто. Как правило – её же студенты, рассчитывавшие на поблажку на экзамене.

Королёв увлёк Оленьку в центр зала, молодая пара исчезла из виду. Проводив легконогих приятелей взглядом, Георгий обронил, лишь бы только не молчать:

- Расскажите, барышня, кто здесь присутствует?

Он тут же получил водопад совершенно ненужных сведений.

После танцев Ольга догадалась, на что обрекла ракетчика и попыталась разрядить ситуацию, уделяя ему больше внимания. Она же не хотела обидеть его, намекнуть, что, кроме Елизарии, ему больше не на кого рассчитывать! Всего-навсего пыталась создать для себя выгодный фон.

Королёв, всегда относившийся к противоположному полу с некоторой лёгкостью, впервые почувствовал уколы ревности, когда неделю спустя они вчетвером отправились на заезжего столичного поэта-декадента. Мало того, что упадническая поэзия ничего, кроме скуки, не нагоняла, Оля взяла под руку Георгия, в Сергея пиявкой вцепилась Елизария. Вечер не удался абсолютно: щебетала за четверых одна Медынская, Жора молчал из смущения, Серёжа из нежелания поддерживать беседу с университетской «дылдой», которая тоже сочла за лучшее вести себя тихо.

По возвращении в казарму-гостиницу при Мотовилихинском заводе Георгий извинился.

- Серёжа! Давай отделаемся от Елизарии. Деликатно намекни Ольге: унивеситет-то большой. Мне, право, неловко. Вижу, ты к вдовице неровно дышишь. Она же на меня явно вешается, чтоб тебя поддеть, чувства обострить. Нехорошо это…

- Думаешь, мне приятно? – они зашли в комнату с ванной Королёва, по сути – крохотную холостяцкую квартирку. Сергей скинул китель и начал стягивать сапоги. – Знаю, с вдовицами просто, только если отношения заведомо такие – раз-два, в дамки, и ауфидерзейн, майне кляйне.

- Здесь просто не получится, - реалистично заметил Георгий. – Но ничего посоветовать тебе не могу. У меня у самого опыт… так себе.

- Догадываюсь. А о той, Элизе, Фомин по-прежнему запрещает рассказывать?

Серёжа, сидя на кресле, победил первый сапог и принялся стягивать второй. На свиданье он обул новые хромовые, и узкие голенища к вечеру жестоко мстили. Друг устроился на стуле напротив.

- Запрещает, да. Скажу только, что она погибла. И этого не должен был говорить.

- Вот даже как? Сочувствую, брат.

- Заживает уже. Понемногу. Слушай, Серёжа, давай в следующую пятницу я не пойду.

- Мы обещали.

- Соври. Скажи – мол, нога у Жоры отваливается. Тем более, это правда. Сегодня набегались лишнего, едва стою. Не хочу тебе с Олей мешать, а её напарница – бррр… И ведь ничего могла быть баба, если одеть, причесать, накрасить, содрать эту юбку-мешок до земли.

- Сдирай! Она, по-моему, только об этом мечтает, - Сергей с облегчением пошевелил освобождёнными пальцами ног. Они, похоже, разделяли радость хозяина. Потом достал из загашника початую бутылку коньяку и плеснул в две рюмки на самое дно. – За дам! За прекрасных и… каких Бог пошлёт.

- Прости за откровенность, Серёжа, - Георгий охотно взял рюмку. – Вот с Ольги бы – с превеликим удовольствием. Но тебе я не конкурент. И старый, и вообще друзьям дорогу не перехожу.

В одном он оказался прав – в следующую пятницу на рандеву не явился, как и Сергей. Впервые после войны Мотовилихинские заводы перевели на казарменный режим.