Ракетное утро России (СИ)

На кителе Королёва чернела неуставная ленточка. В армии не полагается скорбеть о потерях: если товарищ убит, шашку наголо и вперёд, во славу павших! Сергей Павлович решил наплевать на устав и обычаи, прикрепив на пуговицу клапана траурный знак.

Ольга смущённо оглядела зал. Пара столиков была занята, не хотелось громко кричать, привлекать внимание.

- Проводите меня, Сергей Павлович! На улице поговорим!

Он услышал. Подбежал официант, приняв мятую купюру. Ракетчик помог даме надеть шубку и снял с вешалки свою шинель.

На улице разговор тоже не задался. Конечно, накопилось многое, хотелось выбросить из себя перебродившее, передуманное. У бункера и у ракеты погибло восемь человек. Пусть неисправность клапана, пустившего раньше времени горючее к кислороду, и искрение проводки, подпалившее смесь, были формально не по его вине, Королёв, ответственный за двигательную группу, должен был, обязан был лично перепроверить всё тысячу раз, а потом снова разок, не доверять техникам, не ограничиваться осмотром и рапортами, самому сунуть в недра ракеты руку с ключом и отвёрткой… Да что теперь говорить!

Кто бы ни был виноват, людей не вернуть. И Жору в их числе.

Приехал его отец. Ему шестьдесят пять, по виду можно дать девяносто.

Страшно хоронить своих детей. А тут и хоронить нечего.

Страшное дело – проводить близкого человека в последний путь, поцеловать на прощание холодный лоб – имеет особый смысл. С беспощадной ясностью понимаешь: это всё! Он ушёл. Его нет. Вообще – нет! И не будет никогда.

А скупые слова «он погиб и исчез бесследно» - это просто слова.

Они могут быть и обманными. Они могут быть и опровергнуты. Они оставляют исчезающее малую надежду, ложную мысль, что исчезнувший вдруг однажды переступит твой порог, ужасная ошибка рассеется…

- Вы не виноваты, Ольга. Что от него зависело, Георгий сделал прекрасно. Не спешка тому виной. Скорее – вечное наше разгильдяйство. Полагалось прятаться в бункер только перед самым стартом. А что заправленная ракета опаснее любой бомбы, задумались только сейчас… А я должен был, понимаете? Обязан был предусмотреть всё!

- Вас наказали? – спросила Ольга и была вынуждена переспросить громче.

- Задержали представление к майорским погонам до окончания расследования. Да я и так – слишком молодой для капитана. Не в этом дело! – из-за глухоты Королёв плохо управлял голосом, а сейчас, в порыве чувств, просто кричал. – Накажут, не накажут… Я к кульману боюсь подходить или чужие чертежи править, расчёты делать не могу – а как ещё ошибусь, ещё люди погибнут! Я не могу так… Хоть пиши рапорт на увольнение из армии.

- Зачем вы так? – Ольга не брала его под руку, как много месяцев назад, но от этого не казалась дальше. – Скажите, что имел в виду Георгий, когда говорил – покажет мне Землю оттуда?

- Всего-навсего фото Земли. Человек улетит туда ещё очень не скоро… После случившегося в феврале – вообще не знаю когда.

- Фотокарточка? – неожиданно её лицо прояснилось. – Что же, вполне возможно. Выходит, я зря его, да и вас за компанию, подозревала в прожектёрстве.

- Порой мне кажется, слишком многое сделано зря.

- Сергей Павлович! Серёжа… - она остановилась и взяла его руки в свои. – Не хочу говорить банальности, утешать. Только верю я – вы боролись не зря. Не останавливайтесь. Не для того, чтобы мне или кому-то доказать. Не из-за памяти Георгия. У вас есть своя дорога. Трудная, опасная. Выздоравливайте! А я буду ждать, чтобы у вас что-то получилось по-настоящему. Месяц, полгода, год. Время не имеет значения!

Она легко коснулась губами его щеки и умчалась, явно не желая, чтоб её провожали до самого дома.

По поводу времени Медынская была не права. Три дня спустя появилась заметка, что германская ракета поднялась на восемьдесят пять километров. Если бы Вернер фон Браун предусмотрел на ней фотокамеры, он бы показал фото Земли, снятой извне, какой-то из своих фройлян.

Время поджимало. Посему правительственная комиссия решила оставить Бестужева и Королёва без взысканий, работу над тяжёлыми жидкостными ракетами продолжить любой ценой и как можно быстрее.

«Циолковский-3» занял место незадачливой предшественницы к июню.

Разглядывая опасную игрушку в перископ… Только в перископ, больше никакого шального риска, у корпуса находится только самый минимум персонала! …В общем, при виде ракеты Серёжа задумался о странной особенности профессии конструктора-ракетчика.

Каждая новая модель создаётся месяцами и годами. Шлифуется, переделывается. А о достижении успеха автор узнаёт лишь в момент уничтожения детища – редко какие агрегаты можно опустить на парашюте и использовать вторично. Тем более, если речь идёт об испытании боевых снарядов, которые при успешном запуске взрываются у цели.

Долгая работа, серия пожаров, взрывов и аварий на стендах, на стартовом столе, переделки… Потом – считанные секунды правильного полёта и окончательный бабах.

Блестящий в лучах мартовского солнца металлический цилиндр поднялся головной частью на высоту трёхэтажного дома. В вертикальном положении корпус показался куда более крупным, нежели на транспортировочной платформе.