Рамсес Великий

— Да куда ж ты уезжаешь! — крикнул ему вдогонку Нахт, махая длинными, чёрными руками. — Ведь такой приказ нужно передавать не командиру отряда лучников, а самому командующему всей пехоты. Вот пацан, откукарекал, а там хоть и не рассветай! Придётся мне размять свои старые кости. А вы, ребята, бегом вверх по реке и ищите брод для пехоты. И одного здесь оставьте, будет заворачивать всех прямо в лес, чтобы скрытно двигались к реке выше по течению. Всё — выполняйте! — И темнокожий, стройный не по возрасту нубиец бросился вверх по дороге передавать важный приказ фараона, от которого зависел исход будущего боя.

3

День подходил к концу. Солнце неуклонно опускалось к тёмно-синему морскому горизонту. В хеттском военном лагере, привольно раскинувшемся в долине небольшой речки, прозванной почему-то местными жителями Собачьей[72], все готовились к обычной вечерней обильной трапезе. Из больших тандыров хлебопёки доставали горячие, крупные, вкусно пахнувшие лепёшки. На вертелах доходили над углями целые быки и бараны. Сок и жир сочился с их круглых, покрытых ароматной хрустящей корочкой боков и с шипением капал на раскалённые угли. Из прохладных погребов доставали амфоры и кожаные бурдюки с вином. Хетты привыкли жить в Финикии на широкую ногу. Благо кормили их местные жители.

Воины, сняв железные шлемы и доспехи, кто в одних набедренных повязках, несмотря на весенний прохладный ветерок, дующий с моря, кто в разноцветных длинных шерстяных туниках и плащах, собрались рядом со своими палатками, где на серой кошме обычно раскладывались груды лепёшек, круги сыра, бурдюки с вином, деревянные доски с нарубленным крупными кусками жареным мясом. Здесь же на треногах устанавливались котлы с жирной, густой похлёбкой. Ратники, весело улыбаясь, уже разливали вино в большие полые рога, отделанные серебром и медью, как раздались громкий пронзительный вой труб и бешеный бой барабанов. Это был сигнал тревоги. На лагерь напали враги.

Бросая рога с разлившимся вином на землю, давя ногами надкушенные лепёшки, хетты ринулись надевать свои доспехи, хватать мечи, копья, щиты, боевые топоры, но многие ничего не успели сделать, так стремительно на лагерь обрушились египетские колесницы. Началась всеобщая паника. Драться пришлось чем попало. Некоторые даже схватили вертела и размахивали ими, как копьями.

Военачальник Хуман метался по лагерю и пытался организовать отпор внезапному нападению. Как опытный воин, он быстро разобрался в совершившемся и понял, что внезапно напал только авангард неприятельского войска, причём состоящий из одних колесниц. Это давало надежду на то, что можно с честью выпутаться из сложной ситуации, ведь после первого, всесокрушающего удара колесницы потеряли скорость и буквально увязли в хеттском лагере, им трудно было развернуться среди мешанины опрокинутых палаток, шатров, повозок, тел, людей и животных. Коренастый, широкоплечий, с большой круглой головой, на которой блестел роскошный железный шлем, украшенный серебряным орнаментом, Хуман зычным голосом, перекрывающим всю многоголосую суматоху боя, призывал привычно подчиняющихся воинов сплотить ряды, поместив впереди копейщиков. Вскоре большинство оставшихся в живых от первого столкновения с египетскими колесницами хеттских ратников опомнилось, нашло своё оружие и принялось делать то, что хорошо умело: воевать.

Это сразу же почувствовали египтяне. Теперь перед ними уже был не рой мелькающих безоружных человеческих тел, который с хрустом месили копыта коней и деревянные колёса с острыми шипами-лезвиями по краям, а сплочённый строй воинов, ощетинившийся лесом острых, железных копий. Вдобавок к этому хетты, во главе с Хуманом в алом развевающемся за спиной плаще, не стали ждать, когда египетские колесницы отъедут назад, перегруппируются и вновь обрушатся всей своей несокрушимой мощью. Строй железных горцев ударил по пытающимся перестроиться колесницам. Люди и лошади перемешались. Началась отчаянная резня. Теперь уже у египтян не было никакого преимущества, даже наоборот. Хеттские пехотинцы легко потеснили утратившие подвижность колесницы к реке, почти к самой кромке воды и стали методично убивать египтян, стараясь не поранить великолепных коней. Среди военной добычи они ценились больше всего. За парочку египетских вороных или гнедых, отлично вышколенных и выезженных в горной Анатолии, стране хеттов, можно было купить хорошее поместье.

— Где же эти проклятые пехотинцы? — кричал громовым голосом Рамсес, вместе со всеми своими колесничими прижатый к пенящемуся, быстро несущемуся, весеннему потоку.