— Зовут меня Шарук-Баал, или просто старый Шарки. Я могу провести твои войска, о всемогущий повелитель, под землёй, и они тогда будут в состоянии напасть на хеттов сзади. Уж этого-то грабители никак не ожидают, так как окружающие перевал горы считаются непроходимыми и они вполне уверены, что с тыла им никто угрожать не может.
— И как же ты собираешь провести моих воинов под землёй? Ты что, волшебник? — недоумённо сказал фараон.
— Что ты, царь всей вселенной, разве я похож на мага? Это в твоей земле живут такие мудрецы, что могут всё, а я простой пастух. Но я знаю одну пещеру, которая ведёт к подземной реке[73]
. Она течёт прямо под этим перевалом, — показал своей грязной жилистой рукой старик в сторону горы, куда вела, поднимаясь, дорога. — Идти по этой подземной пещере по пояс, а то и по горло в воде не очень приятно да и холодно, но зато быстро можно выйти на ту сторону перевала. Там у дороги тоже густой лес. Поэтому в нём спокойно можно устроить засаду, как это ты делаешь здесь, дождаться, когда покажется хвост отряда хеттов и напасть на них. Вот тогда этим разбойникам станет жарко!— А зачем мне тащиться по твоим пещерам, если я могу просто перебросить свой отряд через перевал до подхода хеттов и устроить там засаду? — спросил фараон.
— Уже не можешь, мой повелитель, — улыбнулся пастух кривой улыбкой. — Передовой отряд хеттов уже занял перевал, и, как только ты к нему приблизишься, они зажгут костры и предупредят хеттского царевича, что ты его здесь ожидаешь. Так что ты, о всемогущий, правильно поступил, что не приблизился к перевалу и здесь в густом лесу устроил засаду. Только скажи своим воинам, чтобы не зажигали костров.
— Ты складно говоришь, старый Шарки, — Рамсес встал во весь свой огромный рост и потянулся. — Твоё предложение очень заманчиво, и я подумаю над ним. А пока иди, мои люди тебя покормят, а то ты, я вижу, давно не ел. Но не объедайся и не упивайся. Мне понадобится проводник, а не обожравшийся с голодухи пьяный старик.
— И-и, — радостно расплылся в широкой улыбке Шарки, показывая свои редкие жёлтые зубы, — да я могу сожрать целого барана, а потом запросто запрыгнуть вон на ту гору. Разве жратва и выпивка может помешать горцу?! — старик поспешно вскочил и засеменил за слугами фараона.
— Ну, как вы оцениваете это предложение? — спросил, улыбаясь, Рамсес своих военачальников, стоящих полукругом за его спиной.
— А если он подослан самими хеттами, которые прознали, что мы им готовим засаду? — ответил вопросом начальник лучников, широкоплечий воин с жёстким, колючим взглядом всегда чуть прищуренных глаз, подозревающих везде какую-нибудь каверзу.
— Но зачем им подсылать своего человека, если они знают о существовании этой пещеры? Проще самим ею воспользоваться и зайти к нам в тыл, — произнёс фараон, расхаживая взад и вперёд по усыпанной коричневой, похрустывающей под сандалиями хвоей площадке. Рамсес резко остановился и повернулся к своим военачальникам. — Я решаю так: ты, Хусе-бек, — обратился он к худому, сутулому командующему пехоты, стоящему с деревянным, покрытым золотом и серебром посохом, символом власти, — остаёшься здесь. Как только большая часть отряда хеттов спустится с перевала, атакуешь его. Я же с отрядом моих шерданов, усиленным лучниками и копейщиками, пройду по пещере на ту сторону перевала и нападу на хеттов сзади. И с помощью Амона, думаю, мы сотрём их в порошок. Особо отмечу: царевича Урхи-Тешуба не убивать, я это сделаю лично, своими руками, — неожиданно прорычал последнюю фразу Рамсес.
Его красивое, чисто выбритое лицо исказилось гримасой. Фараон, конечно же, догадывался, каким способом смогла задержать предводителя хеттского отряда обольстительная, но мало разбирающаяся в средствах Арианна.
— И зачем я встретил эту сучку? — ворчал себе под нос Рамсес, отпустив своих военачальников к войскам и широкими шагами спускаясь с горы. Но как бы ни ругал последними словами фараон принцессу, её тёмно-синие глаза, загадочно-призывная улыбка и роскошное тело вдруг предстали перед ним воочию. Рамсес застонал и так ударил кулаком по стволу высокой стройной сосны, что тот, гладкий и золотистый в лучах весеннего солнца, зазвенел, как натянутая струна. На фараона с удивлением посмотрел начальник его конвоя мрачноневозмутимый Семди, про себя решая, кого бы посадить на кол за то, что испортил настроение его властелину. Семди и помыслить не мог, что хозяин огромной империи, красавец-мужчина, при мысли о котором сходят с ума самые прекрасные женщины всего Востока, мучается от любви, как желторотый юнец.
2