Ранее известная как Америка

Даже если Альберт Коуэлл найдет способ остановить Рафикову, какой в этом смысл? Конечно, мы могли бы привязать наш мир к вентилятору и выжать из него еще парочку мучительных, удушливых лет. Но что в этом хорошего, в самом-то деле?

Может, лучше поскорее выдернуть вилку? По крайней мере, с загробной жизнью мы пока еще не облажались.

В тридцати милях от границы Настоящих друзей© с севера, или Независимой унии механических антропоидов (в зависимости от того, кого вы спрашивали), мы наткнулись на Карсон-Сити, типичную либертинскую провинциальную дыру, вырядившуюся, словно электрическая шлюха[148]. Но каким же облегчением было увидеть на горизонте отблеск электрического света после блуждания впотьмах среди шипения гремучих змей и пауков размером с колесные колпаки, выползающих на свет наших фар. А еще было облегчением снова выехать на настоящую трассу, которая явно кому-то принадлежала и обслуживалась: она была помечена логотипами Дворца Романаски, филиала одного из крупных казино Вегаса.

Мы снова поменяли транспортное средство, на этот раз взяли бронированную колымагу со вздернутым носом (такие были в почете у дипломатов, ведь они были оснащены средствами безопасности, кроватями в салоне и душевыми). На ней даже стояли номера Российской Федерации, что придавало правдоподобия моим недавно купленным документам. Я обрадовался всем тем шпионским программам, которые бесплатно поставлялись операционной системой: мне не понравилось то, как смотрел на меня продавец, как будто пытался припомнить, где он мог меня видеть.

Но мы не успели далеко уйти. Единственную дорогу в город оцепил полк либертинских солдат. Дорога превратилась в автостоянку: херова туча каталок, фур, фургонов, малолитражек, мопедов и грузовиков размыла асфальт своими выхлопными газами. Мы присоединились к очереди, стали медленно продвигаться вперед.

– Что происходит? – спросила Рамми. Она была подавлена, с тех пор как мы узнали, что Кремниевая долина закрыла границу. В последнее время у нее появилась еще одна человеческая черта: она срывалась всякий раз, когда мы плохо на нее смотрели, часами дулась, критиковала вождение Тима и запах шерсти Барнаби. Ее раздражал звук моего дыхания; а то, как я глотал, раздражало ее еще сильней.

Барнаби высунул голову в окно, чтобы лучше видеть.

– Они обыскивают машины одну за другой.

Мои внутренности скрутило.

– Что они там ищут?

Но на этот раз ему нечего было сказать. По моей шее скатилась капля пота.

– Я попробую разобраться, где-что-и-как, – сказал Малыш Тим и принял форму оригами, чтобы протиснуться в дверь.

Я проскользнул на водительское сиденье и продвинул нас на несколько дюймов вперед, как только солдаты пропустили через оцепление еще одну машину. От жары силуэт Малыша Тима мерцал по краям, пока он быстро шел вдоль дороги, направляясь к солдатам на посту. Я убеждал себя, что нет причин дергаться: у нас есть документы, и достаточно бабла для взяток, если уж на то пошло. Скорее всего, оцепление было обычной практикой и проводилось с целью выявления техасских повстанцев или проверки граждан НДС на наличие оружия и контрабанды. И все же мой живот продолжало сжимать от плохого предчувствия.

Малыш Тим вернулся через несколько минут, мрачный и потный, пробираясь через переплетение машин и двигаясь быстрее, чем когда-либо прежде. И как только он встретился со мной взглядом, я все понял.

– Тебе нужно спрятаться, – сказал он в промежуток между судорожными вдохами, едва проскользнув внутрь. С него тек пот. Температура подскочила до 120°. – Тебя ищут на контрольно-пропускном пункте.

– Ищут меня? – Даже несмотря на то, что я этого ждал, даже несмотря на то, что плохое чувство скользнуло вниз в мой пах и словно бы осело там, где ему было самое место, я внезапно почувствовал, что мои мозги превратились в кирпич.

– Они заключили сделку с Федеральной Корпорацией. – Он оттащил меня с водительского сиденья. – Если они поймают террориста, то получат руку помощи в боевых действиях. Ты должен спрятаться.

– Да, я тебя слышу. Меня слегка глючит. Здесь негде спрятаться.

Грузовик был приспособлен для дальних путешествий, но не для проживания; там была узкая кровать, два скользких сиденья, покрытых мягкой дубленой кожей, глядя на которую я пытался убедить себя, что она не была человеческой, несмотря на периодически встречающиеся детали в виде сосков[149], мраморный рабочий стол и золотой толчок – вот и все. Я даже не боялся, мне просто было дурно: выхода не было, мне некуда было деваться.

– А как насчет туалета? – спросила Рамми. По крайней мере, у нее наконец-то прошло плохое настроение (быть может, когда армия Либертина отрубит мне голову, она даже снова улыбнется).

Тим покачал головой.

– Они осматривают все большие грузовики. Они вытряхнут его в один момент.

– Мы можем им сказать, что он болен, – настаивала она. – Мы можем им сказать, что у него вирус С1 или что он подхватил у болотной стрекозы чуму.

– Он и в самом деле выглядит слегка пустулезным, – задумчиво сказал Барнаби. – Они могут и поверить.