Ранее известная как Америка

Рамми рассказала мне, что они воспользовались серийным номером того андроида, которого мы поджарили в Грэнби, чтобы проскользнуть через оцепление без документов. Второй раз в жизни она солгала, сказав сержанту Либертина, что является внештатным агентом из Кадровой службы Департамента международных отношений, которому было поручено доставить Малыша и Барнаби в печально известные трущобы долины реки Вашингтон в глубине материка.

Такой трюк не сработал бы на национальной границе, но тот факт, что либертинским мальчикам не было поручено ничего, кроме как выслеживать одного-единственного Траки Уоллеса, позволил нам с легкостью ускользнуть. После этого им придется ползком пробираться по огромной пробке, чтобы найти место, где можно заночевать, пока вновь не откроются границы, или же искать обходной путь в долину.

Когда температура упала до тридцати с небольшим, какие-то позеры в туристическом лагере начали раскуривать трубки с ознобином, чей запах мы почувствовали даже издали. Время от времени пушки по периметру обстреливали все, что скрывалось во мраке, – крыс, преступников, отчаянных головорезов, пытающихся раздобыть воду, или баки с бензином, или что-нибудь еще, чем можно было разжиться. Рамми дулась, Тим отправился разузнать новости о толкучке на границе, а Барнаби свернулся калачиком в фургоне, дергая за кожаный сосок, пока не задремал. Я устроился у костра, сунул в рот пластинку свежака, чтобы успокоиться, и снова загрузил Дорогу из желтого кирпича.

Я едва не подавился комочком марихуаны, когда прокручивал свой профиль и увидел там заполненную до краев бутылку с письмом от Плохой Кисы, которая так и норовила расплескать свое содержимое по всему почтовому ящику. Как только я его вытащил, по моему экрану побежали слова, и ее голос, хриплый, звучный, с легкой аристократической протяжностью, заполнил мою гарнитуру.

Дорогой Траки Уоллес,

Когда-нибудь ты расскажешь мне о том, как твоя мама выбрала имя «Траки». Но для начала ты должен остаться в живых.

Спасибо, что доверил мне свою настоящую личность. Любая новость, которая приходит с востока Скалистых гор, перевирается к тому моменту, как доходит до нас. В общем, я кое-что слышала о розыске, и я кое-что проверила, после того как получила твое сообщение; похоже, что вы там отлично справились.

Кстати, я видела твою голограмму. Забавно. Ты выглядишь именно так, как я себе представляла, и ты совсем не похож на опасного человека.

Я верю тебе. И я хочу помочь. Стукни мне в личку, ладно?

Xo Эвалин

Она сбросила мне голубя и парочку трепещущих ресниц – всем известно, что это значит.

У меня даже не было времени ей ответить. Едва прозвучал в тишине последний отголосок искусственного эха, как я получил тычок в локоть и появилась она. Она вернулась к своему старому аватару, если не считать цвета шерсти (он был рыжевато-коричневым и золотым), и я сразу же понял, что такой же цвет был у ее волос в реале.

– Прости, – сказали мы одновременно.

И я знал, что ухмылка сползает с моей челюсти прямо в симуляцию, но мне было все равно. Внезапно я понял, что счастлив видеть ее больше, чем кого бы то ни было, даже Джареда и Аннали. Даже в симуляции. Даже в облике гигантского полосатого кота.

– Я боялся, что ты меня возненавидишь, – сказал я.

Ее усы дернулись.

– Я боялась, что ты возненавидишь меня, – ответила она. – В прошлый раз, когда мы разговаривали, я была полным дерьмом. За тобой же охотились по всему континенту…

– Мне следовало рассказать тебе об этом, – сказал я. – Мне следовало быть с тобой честным с самого начала. Но я не был уверен…

– Что ты можешь мне доверять. – Когда она улыбнулась, я увидел блеск двух ее клыков. – Я все поняла. Поверь мне, я поняла.

– Итак, – сказал я, – друзья? – Она посмотрела на меня. Ее глаза вспыхнули цветом, которого я никогда прежде не видел, – более насыщенным, чем цвет денег, и более мягким; чем-то напоминавшим зелень из рассказов моей матери, словно слабый отблеск молодых листьев, разворачивающихся, чтобы напиться светом уолденского солнца. Словно ковры из зелени, расстилающиеся в воспоминаниях, что мне не принадлежали, в которых растения пахли кожей, земля пахла растениями, а я держал в руках голые ноги Эвалин.

– Не друзья, – сказала она. А затем поцеловала меня.

Ее губы были мягкими, теплыми, знакомыми. Я ощутил нажим ее прикосновения, подобный взрыву цвета у меня в голове.