Солнце прогнало остатки тумана, и в свете раннего утра ни одна живая душа не проявляла признаков жизни. Деревья, искореженные засухой или сожженные огнем, выглядели словно ядерные сироты, пойманные на месте каким-то взрывом. Опрокинутые автомобили покрылись плотным слоем частиц красной пыли. Телефонные столбы торчали из карстовых воронок, залитых грязью. Все вокруг было опустошено и разрушено. Казалось, будто мы были последними существами на всей планете, чьи сердца еще продолжали биться.
Внезапно Тим остановился и заглушил двигатель.
– Дальше дорога заканчивается, – сказал он. – Похоже, мы на расстоянии вытянутой руки от Фримонта, но дальше пути нет.
– В каком смысле дорога заканчивается? – спросила Рамми. В последний час она, наконец, затихла – вероятно, устала от попыток объяснить отрубленные головы миротворческими усилиями.
– Сейчас увидишь, – сказал он. – Пойдем.
Мы выбрались на свет. Знак указывал на съезд на шоссе к
В пятидесяти ярдах от нашей машины дорога превратилась в груды бетона. Перевернувшийся грузовик сошел с трассы, проехал сто футов и врезался в пыльное стекло старого торгового центра.
– Мины, – сказал Тим, когда мы, прищурясь, посмотрели на сваи. – Похоже, вся эта дорога ими усеяна.
– Это единственный способ отвадить нежеланных гостей, – сказал я, пытаясь пошутить. Но мое горло словно заполнили грубыми осколками. Несмотря на то, что на трассе не было ни единого дуновения ветерка и все было спокойно, я не мог избавиться от ощущения, что за нами наблюдают.
Барнаби подпрыгивал из стороны в сторону, чтобы не упасть на колени.
– Что ж, Рамми, для меня было честью и удовольствием быть с вами,
– Вы же не можете здесь меня покинуть, – сказала Рамми, обходя его стороной.
–
– У меня нет выбора, – сказала она. Ее линзы потемнели от грозовых узоров. – А куда мне еще податься? В половине стран континента хотят, чтобы меня разобрали на металлолом. В другой половине стран мне все твердят в один голос, что я
Она покачала головой.
– В каком другом месте я могу работать, где пожелаю, и выйти замуж, за кого пожелаю, и ходить, куда пожелаю, не ведая страха?
Она была совершенно права. И теперь я чувствовал себя подонком. И все же мы не могли идти дальше, не бросив машину, а идти было нужно вглубь территории, контролируемой андроидами, без какой-либо защиты.
– Теперь ты дома, Рамми, – сказал я ей. – Ты же видишь знак, да? – Я попытался улыбнуться. –
– Пожалуйста. Не покидайте меня. Постойте. – Рамми протянула руку. Ее рукопожатие было прохладным, а мягкое мурлыканье, с которым она обрабатывала данные, – на удивление успокаивающим, словно давно забытая колыбельная. И там, где солнечный свет касался ее сенсоров, меня слепило его отражение. – Андроиды тебя не тронут. Говорю тебе. Они никогда не хотели ни с кем воевать. Они желали лишь равенства. Никто не прикоснется к тебе, пока ты со мной, клянусь…
Но она замолчала, когда где-то за перевернутыми грузовиками щелкнул взведенный курок. Шум тотчас повторился – сначала дюжину, затем две дюжины раз, раскатистое эхо одного и того же куркового ритма войны, который усиливался со всех сторон разом.
Мы замерли. Около сорока бойцов Коалиции выскочили из укрытия: андроиды всех марок и моделей, оснащенные кожей «Нью Скин™» и сплавами, древним оборудованием и самыми современными дополнительными функциями. Но всякий и каждый из них был вооружен до зубов.
С блеянием, бульканьем и грохотом Барнаби упал.
– Руки вверх, мусоросборники[154]
, – сказал представитель одной из старых моделей.Он был боевой моделью, одним из первых суперсолдат, когда-либо сошедших с конвейера: более сильным, быстрым, умным и выносливым, чем обычные солдаты (об этом НДС сожалели последние десятилетия). Я принял его за вожака.
– И без фокусов, или мы вам устроим по-настоящему Большой взрыв.
42